Евгений Шварц. Хроника жизни

Биневич Евгений Михайлович

Зато, судя по воспоминаниям Владислава Андрушкевича, режиссера Нового ТЮЗа, Шварц будто бы предлагал «Дракона» Борису Вольфовичу Зону. «В Новосибирске, в страшный морозный день, — рассказывал он на вечере памяти Евгения Шварца в Театральном музее в 1971 году, вероятно, намерзшийся в Сибири на всю оставшуюся жизнь, ибо на самом деле действие происходило в июле, — в те военные годы, как-то пришел ко мне Евгений Львович (в городе он был проездом) и стал рассказывать о своей новой пьесе, у которой ещё нет твердого варианта последнего акта. «Читал Акимову — ему очень нравится, хочет ставить, но он куда-то не туда меня тянет. Сегодня показал Зону, а он тянет в другую сторону». Всем известно, что Н. П. Акимов и Б. В. Зон были самые близкие его друзья, как в творчестве,

так и по человеческой линии. «Я, — говорит, — спрашиваю Зона: мне нужен режиссер, который по своему почерку был бы между тобой и Акимовым. И кого, ты думаешь, он назвал? Тебя. Вот я и пришел с предложением». К моему великому огорчению, я не смог по независимым от меня причинам поставить «Дракона» и оправдать доверие своего учителя Б. В. Зона и не подвести любимого автора, но до сих пор ещё живу с этой мечтой».

Скорее всего, то была шутка, очередной розыгрыш Е. Ш. Во-первых, потому, что, разочаровавшись в Зоне и теперешнем состоянии театра, он вообще не стал бы предлагать Зону никакую свою пьесу; а во-вторых, он вез в Сталинабад лишь первый акт «Дракона», а дописывал пьесу уже там. Вероятно, и обсуждение с Зоном, кому дать пьесу, Е. Ш. тоже придумал.

Потом поезд полз на юго-запад, и вот 24 июля Шварцы в Сталинабаде, столице Таджикской ССР. И Наташа с ними.

Город поразил Евгения Львовича, тоже намерзшегося в Кирове, родной южной стихией. Но природа — природой, а люди и животные другие. «Юг, масса зелени, верблюды, ослы, горы, — записал он в дневнике 3 августа. — Жара. Кажется, что солнце давит. Кажется, что если поставить под солнечные лучи чашку весов, то она опустится. Я ещё как в тумане. Собираюсь писать, но делаю пока что очень мало… Хочу поездить, походить по горам…».

Получили жилье — ул. Пушкина, 49, кв. 2.

Шварц, действительно, приехал «с товаром» — привез почти законченную переработку «Голого короля». Но то ли Акимов отболел «Принцессой и свинопасом», то ли до сих пор в нем оставался неприятный осадок от её запрета, он от Шварца потребовал «Дракона», первое действие которого он читал в театре ещё до войны.

Но уже в августе Акимов вынужден был уехать в Москву, и оставил Евгения Львовича вместо себя — исполняющим обязанности художественного руководителя театра. «Когда мне приходилось уезжать по делам в Москву, — вспоминал Николай Павлович, — а эти поездки по условиям того времени длились не менее месяца, он оставался моим официальным заместителем, ответственным за порядок, дисциплину и успехи театра. Должность директора театра, которую ему фактически приходилось выполнять, была, пожалуй, самая неподходящая из всего, что ему случалось делать в жизни.

Доброта, деликатность и душевная нежность этого замечательного человека не мешали ему в своих произведениях энергично бороться со злом в больших масштабах, но сделать замечание отдельному человеку он был не в состоянии. А такой коллектив, как театр, к сожалению, иногда требует в лице отдельных своих представителей строгого обращения. И все-таки я не мог жаловаться на своего заместителя, вернее, на результаты его деятельности во время моих отлучек, хотя достигал он этих результатов своеобразным, одному ему присущим способом: он настолько огорчался всякой неполадкой и проступком, что наиболее «закоренелые», в театральных масштабах измеряя, нарушители боялись огорчить такого хорошего человека».

Но на этот раз Акимов отсутствовал почти два месяца. В архиве Шварца сохранилась записка Лидии Сухаревской (как один из примеров его деятельности в качестве зама Акимова): «Евгений Львович, дорогой, пожалуйста, простите мою неявку на читку. Всю ночь после спектакля я собирала Тенина и, проводив его, прилегла чуть-чуть и проспала. Отчаянно была утомлена. Затем ещё вопрос. К Вам зайдет Алексей Васильевич (с Ташкентской киностудии) с просьбой отпустить меня на пробу в Ташкент. Сроки небольшие, а в театре сейчас я, по-моему, долго гуляю. Как Вы смотрите на это дело? С приветом Л. Сухаревская».

И Шварц «простил» и, проверив занятость артистки в спектаклях,

отпустил её в Ташкент, где её пробы на роль Лотты в «Человеке № 17» прошли вполне удачно. А Борис Тенин уехал на съемки фильма «Здравствуй, Москва!», где он сыграл роль Писателя.

Вообще, артисты театра много снимались тогда в картинах Союздетфильма, благо не надо было никуда ездить.

А «Голым королем», помимо московского театра им. М. Н. Ермоловой, заинтересовался Сергей И. Юткевич, который в ту пору руководил Союздетфильмом. Шварц заходил на студию, интересовался, собираются ли снимать принятый его сценарий «Далекий край». Нет — не собираются — пока. Хотели было снова запустить в производство «Снежную королеву». Но дети, начинавшие сниматься перед войной в ролях Кея и Герды, за это время подросли и не монтировались со снятым материалом 1941 года. То есть надо было снимать сначала, искать других исполнителей и т. д. И студия отступилась. Не нашлось режиссера и на «Далекий край».

Юткевичу надо было ехать по каким-то киношным делам в Москву, и он хотел взять с собой «Голого короля». А Шварц куда-то запропастился. «Дорогой Евгений Львович! — пишет он записку, не застав его ни в театре, ни дома. — Куда Вы пропали? Я уезжаю в воскресенье и долженувезти «Голого короля». Боюсь, что Вы ничего не сделали, а если и сделали, то теперь уже не удастся перепечатать. Тогда прошу Вас внести все ваши поправки в тот экземпляр, который я Вам передал. Без «короля» уезжать немогу!!! Умоляю появиться завтра днём на студии — тем более, что хочу показать Вам картину.

Ваш С. Юткевич».

И уже из Москвы летит телеграмма (12.9.43): «Договорился с театром Революции о немедленной постановке «Голого короля». Прошу срочно выслать окончательный вариант. Привет = Юткевич». Через два дня он повторит телеграмму. И ещё через десять дней (24.9.): «Удивлен молчанием, вторично прошу телеграфьте в гостиницу Москва срок высылки окончательного варианта «Короля» = Юткевич».

В свое время я попросил Сергея Иосифовича прокомментировать его переписку со Шварцем. «С «Голым королем» познакомился ещё в Таджикистане, — писал он 16.2.68, — взяв рукопись у Евг. Львовича, и начал мечтать о её постановке. Е. Л. захотел прокорректировать пьесу, прежде чем я заберу её в Москву, — отсюда и записка. Но я уехал без окончательной редакции — отсюда и телеграммы, ибо я договорился с Охлопковым о моей постановке «Г. К.» у него в театре. К сожалению, она не состоялась».

Думаю, что постановка не состоялась потому, что тогда Юткевич текст так и не получил, т. к. Шварцу уже не хотелось отвлекаться от «Дракона», замысел которого захватил и драматурга, и режиссера.

И Акимов торопил, но работа шла туго. И 6 сентября он писал из Москвы: «Дорогой Евгений Львович! Ну, как пост худрука? Не сладко? Или ничего? Тогда уступаю Вам место!

Дела: делал доклад на Комитете 2 часа. С успехом. Перевел вопрос в высоты искусства.

Решено: театр переводить в Москву.

Техника: гастроли на 6 месяцев (!), а там и совсем закрепят. (Если не завалимся). Сейчас бегаем по вопросу помещения. Это не легко. Как только все решу, выедем домой.

План: в Сталинабаде выпустить «Кречинского» (как он?) и «Дракона».Чтобы им открывать.Жмите во всю и с блеском. Репутация у «Дракона» уже хорошая…

Скажите труппе, что предстоят гастроли в Москве, которые решат участь театра (Союзный). Чтобы, сволочи, подтянулись и опомнились! Соберите их и торжественно воздействуйте. Трудности будут: квартиры, холод и голод (относительные). Пусть подготовятся. Если сейчас не сделаем московской карьеры, когда все московские театры в стадии перетряски, потом будет поздно. Бениаминов был здесь. Он возвращается в театр. Скоро. Вы здесь везде звучите прелестно. Сегодня послал молнию об отпуске (с 7-го сент. по 7-е окт.). Если он велик, можно его уменьшить хотя бы для состава «Кречинского»…