Евроняня
Шрифт:
Подошел Петр, протянул няне здоровой рукой несколько ярких коробок:
– Это тебе. Самые лучшие игры.
– Спасибо, Петруша, только я на компьютере почти не умею, – погладила его по рыжему ежику Ника.
– Я научу! – горячо уверил мальчик. – Ты умная, быстро научишься! А еще, – Петр подсел к Нике и потерся лбом о ее плечо, – я такую программу нашел! Модели одежды можно прямо на мониторе конструировать! И эти, как их, калевалы рассчитывать!
– Лекала, – поправила его няня. – Спасибо, мой хороший!
– Ника, – обняла ее с другой стороны
Марфа сказала это так убежденно и так по-взрослому, что невозможно было не улыбнуться.
– Деточки мои! – обняла няня двойняшек. По очереди чмокнула их в теплые макушки и… заплакала еще горше.
Марфа прижалась сильнее, обхватила ручонкой за шею и тоже заревела, да так, что легкая футболка на плече Ники моментально намокла.
– Да ну вас! – обиженно пробасил Петр и тоже откровенно всхлипнул.
Коллективные страдания перекрыл громкий телефонный звонок, на который никто из плачущей троицы не обратил ни малейшего внимания. Минуты через три нескончаемого трезвона явился недовольный Жан.
– Ника, брат звонит.
Девушка только махнула рукой: не могу, мол, сейчас, потом.
– Дай мне! – стремительно выхватила телефон Марфа. И тут же, с непросохшими еще глазами, закокетничала: – Это я, Марфа, здравствуйте! У нас все хорошо, спасибо. Ника? Рядом. Нет, у нее тоже все хорошо, она плачет. – И вдруг ни с того ни с сего выпалила: – А вы можете к нам приехать? Прямо сейчас? Да? Ждем!
Вероника еще судорожно всхлипывала, не в силах унять просто неиссякаемые слезы, а Вовчик уже был на пороге.
Вошел, не раздеваясь, встревоженный, с недобрым огнем в глазах: «Что случилось? Кто обидел?» Порыскал глазами по сторонам, не обнаружив никого подозрительного, расслабился, уселся за стол.
– Что произошло? Излагайте. Четко и подробно.
Докладчиком назначили Марфу. Потому что от Ники все равно проку не было: произносила одно слово и снова принималась реветь. Марфа же, умничка, с задачей справилась. Ну а Петр выступал в роли группы поддержки. Через пару минут Вовчик узнал и про Гену, и про карман, и про казино, и про Кувандык.
– Значит, ты, сестренка, родину защищала?
– Да! – подтвердила Марфа. – Ника сказала, что, когда Кувандык будет столицей, Гену туда не пустят!
– Правильно, – одобрил Вовчик. – Для крокодилов в Кувандыке не климат. А насчет столицы… – Он задумался. – Вообще-то, можно было бы замутить. Как в Казахстане – Астана. Одно плохо: вся шушера к нам повалит – депутаты, министры, шоу-бизнес. Испоганят все, а там такая природа! Я, когда раньше слышал, что у нас – вторая Швейцария, даже гордился. А потом в той Швейцарии побывал… И что? Да отдыхает Европа перед нашими красотами, отвечаю! Куда, говорите, они намылились? – вдруг переспросил он. – В «Монти»? Бомонд, значит? – Повернулся к Нике. – Так, быстро! Встала, умылась, оделась, напудрилась!
– Зачем? – не поняла девушка.
– Затем.
– Там закрытая вечеринка, по пригласительным… – пояснила Ника.
– И что? – насмешливо прищурился Вовчик.
– Нас не пустят.
– Что? – Брат взглянул на нее так, что девушка мгновенно осознала: только что она сморозила самую большую глупость в своей жизни.
– Я… Я боюсь… – призналась Ника. – Я никогда в казино не была…
– Веруня, – ласково улыбнулся Вовчик, – ты в детстве в дурака играла?
– А то, – обиделась Вероника.
– В казино – то же самое. Только дураков значительно больше. Собирайся. Или, – он вспомнил Марфин доклад, – тебе надеть нечего?
– Почему это нечего? – снова обиделась девушка.
Вначале она натянула шелковые черные брюки и черную же блузку-разлетайку.
– Не пойдет, – забраковал Вовчик. – Не на похороны едем. Ярче что-нибудь. И откройся побольше. Чего скрывать, когда есть что показать?
– Надень то новое, голубое, – предложила Марфа, – ты в нем просто Белоснежка!
Этот вечерний туалет Ника сочинила недавно. Ярко-голубое, как ее глаза, платье задорно открывало длинные ноги слева, а к правой стороне косо, до самого пола, удлинялось возрастающей по ширине кружевной белой оборкой. Оборка, взвихривая подол, волнисто уходила на спину и вновь появлялась уже на открытом плече, создавая у самого лица невесомую пену кружев, подчеркивавшую и нежный румянец щек, и яркую синеву глаз, и заиндивелость пушистых ресниц.
Вовчик восхищенно цокнул языком, показал большой палец:
– Класс! Будешь сегодня королевой бала, отвечаю!
Марфа с Петрушей восхищенно причмокивали.
– Ника, – серьезно обратился к ней Петр, – папе не забудь показаться! Он от такой красоты с ума сойдет!
– Ага! – подтвердила Марфа. – И Гена тоже! От зависти!
– Отставить! – скомандовал Вовчик. – Две психушки на одно казино – это перебор.
– Ну пожалуйста, – попросила Марфа. – Хоть одну для Гены можно вызвать?
– Попробую, – серьезно пообещал Вован и щелкнул Марфу по носу.
В казино Ника действительно не была ни разу.
Вовчик, увидев, что Ника немного отошла от переживаний, серьезно сказал:
– Ты на ЕВРа с этой грымзой не очень-то злись. Наоборот – пожалей. Они ведь и знать не знают, что такое родина.
– Как это? – возмутилась Ника. – А как же «Утро красит нежным светом»? А у Газманова – «Москва – звонят колокола»? Они что, телевизор не смотрят?
– Да нет, – терпеливо продолжил Вовчик, – асфальт, сестренка, не может быть родиной, на нем ничего не растет! А они в детстве, кроме асфальта, ничего и не видели! У ребенка, сама знаешь, должна быть своя полянка в лесу, где можно за жуками наблюдать, свой камешек на речке, чтобы трусы сушить, березка там, любимая, сарай какой-нибудь секретный, чтоб от взрослых спрятаться… Нет, Вер, точно говорю: убогие они, их пожалеть надо!