Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
— Прошу прощения, я и забыл.
— Пожалуйста. И уверяю вас, если бы на пути наших армий стоял такой город, как Париж, он уже давно был бы освобожден. Американцы что-то не торопятся, хотя немцы фактически не оказывают им сопротивления.
— Американцы — реалисты, — засмеялся Риго. — Они знают, что за красивыми фасадами Парижа скрывается четыре миллиона голодных ртов. А кому захочется кормить несколько миллионов французов?
— Ну, так пусть они прокормят несколько дней хотя бы нас, — в тон ему ответил Михаил.
— Вы толковый собеседник, — похвалил француз.
— А вы, наверно, собираетесь выдать себя за того легкомысленного француза, который вошел в пословицу? — засмеялся Михаил.
— Я авантюрист, — вздохнул Риго. — Если хотите, я расскажу вам с самого начала свои
— С удовольствием послушаем.
И Раймонд Риго начал рассказ. Сидя под сосной, закрыв глаза, он говорил и говорил, иногда сбивался с немецкого на родной язык, и тогда пан Дулькевич бормотал перевод, хотя многие из тех слов, которые употреблял Риго, были и так понятны всем.
Это была жизнь человека, еще совсем молодого, исполненного когда-то надежд и даже благочестия, а теперь изверившегося во всем.
Раймонд Риго был пикардийцем. Все войны, все битвы, что разыгрывались на территории Франции, проходили и по Пикардии. Войска всегда толклись на ее нивах, как отара овец на пастбище. Каждый холм пикардийской земли был могилой какого-нибудь неизвестного солдата. Наверно, не было такой армии в Европе, солдаты которой не прошли бы через пикардийские равнины. Жители Пикардии всегда видели больше смертей, чем рождений. Может быть, поэтому они были богомольными и все свои надежды возлагали на всевышнего. Может быть, поэтому отец Раймонда Риго отвез его, еще десятилетнего, в Париж и отдал в иезуитский коллеж, откуда Раймонд со временем и перешел на богословский факультет Сорбонны. Он верил в бога потому, что бог должен был спасти Францию от всех несчастий. В детстве его учили, что снег, который лежит на вершинах гор и никогда не спускается на виноградники Франции, — белый, что небо над его родиной — голубое, а кровь, пролитая лучшими сынами Франции за свою отчизну, — красная. Белое, голубое, красное — это были цвета национального флага Французской республики. И хоть Риго носил черную одежду, он знал, что белое, красное и голубое — святые цвета. В его представлении Франция тихо сияла, это была страна, которой, подобно Золушке или мадонне на старинных фресках, уготована необычная судьба. Франция рисовалась ему державой великой, свободной и прекрасной. Лишенная величия и свободы, она перестала быть Францией.
Поэтому, когда началась война с фашистами, Риго оставил Сорбонну и пошел добровольцем в армию.
Солдатская казарма показала ему, как глубоко он ошибался в своих мечтах. Он увидел, что о судьбе Франции никто не беспокоится, оборона ее никого не заботит. Солдаты были вооружены старыми «лебелями» и «бертьерами», годными разве что для музеев, но не для фронта. Солдат одевали в голубые мундиры прошлой войны, в которых они были похожи на галерников. Штаны надо было зашнуровывать снизу до колен — времени как раз достаточно, чтобы оказаться в немецком лагере для пленных. О развлечениях для солдат заботились больше, чем об оружии и мундирах.
Главнокомандующим французской армией был генерал Вейган. Генерал, который никогда ничем не командовал и мечтал только о разгроме России. В девятнадцатом году он был военным советником у Пилсудского. В тридцать девятом году готовил в Сирии армию, которая должна была ударить на Баку и Кавказ. Когда дело дошло до защиты Франции, он не придумал ничего лучшего, как немедленно капитулировать. Двадцать первого июня сорокового года фашистский генерал Кейтель передал французским уполномоченным немецкие условия перемирия — в том самом вагоне в Компьенском лесу, где в ноябре 1918 года уполномоченный Антанты маршал Фош продиктовал условия капитуляции Германии. Теперь немецкий меч был в сердце Франции.
Французская армия, лишенная командования, преданная своими министрами и генералами, разбежалась.
Бежал куда-то и Риго. Он не верил теперь ни в бога, ни во Францию, ни в счастливую судьбу. Только в свои собственные ноги. Но и ноги наконец не выдержали. Они требовали отдыха. Риго заснул под французским солнцем на сочном зеленом лугу, проспал недолго. Его разбудили немецкие жандармы. Зеленый луг оказался военным аэродромом. Раймонду приказали рыть могилу. Он копал, плакал и молился. Простаки жандармы никогда не видели ничего подобного. Один из них немного знал по-французски.
«Дураки» не только удивились, они не стали расстреливать Риго, а отправили его в штаб. В штабе поинтересовались, правда ли, что он астролог, какой-то майор пожелал даже, чтобы Раймонд составил ему гороскоп, и Риго три ночи смотрел на небо и вычерчивал на листе бумаги разную околесицу, пока не объявил майору, что его ждет генеральский чин и собственная вилла в Ницце.
Раймонда определили в офицерский лагерь, отвели для него отдельную комнату, дали ординарца из пленных французских солдат, специальный паек. Он жил как у бога за пазухой. К нему приезжали фашистские генералы, партийные бонзы, аристократы. Они заискивали перед ним, потому что от него зависело напророчить им полную чашу счастья и успехов. Риго читал французские и немецкие газеты, слушал радио, видел, что все летит кувырком, что от старой спокойной жизни ничего не осталось, что железная стопа Марса выжигает на теле Европы все новые и новые ужасные следы, и врал, врал, врал... Он предостерегал от опасных звезд Сириуса, Арктура и Плеяд. Приказывал бояться Сатурна — этой бледной свинцовой планеты, которая вызывает в человеке слабость и болезнь. Мужчинам врал, что они родились под знаком Марса в созвездии Льва и потому обязательно должны стать героями. Женщины к Раймонду не приходили, и поэтому он был избавлен от трудностей общения с этой половиной человеческого рода. Риго не знал точного порядка и названий двенадцати астрологических домов гороскопа и выдумывал каждый раз новые, лишь бы угодить клиентам.
Летом прошлого года его вдруг забрали из лагеря и в сопровождении какого-то типа в гражданском увезли в Берлин. Раймонд впервые прокатился в желтых вагонах берлинского метро, прочитал на кафельных стенах плакат, уведомляющий о том, что «Берлин курит «Юно», то есть сигареты «Юнона», те, которые французу не раз приходилось курить (он получал щедрые подарки от клиентов). Потом он был на приеме у эсэсовского генерала с физиономией профессионального убийцы, после чего Риго посадили в черный лимузин и отвезли за город.
Впоследствии оказалось, что это шикарная эсэсовская вилла на Ванзее. Из всех концлагерей Германии сюда собрали шарлатанов всяческих национальностей, включая и немцев. Был даже один турок, неизвестно откуда взятый. Были шаманы, муллы, еврейские раввины. Их собрали в большом зале, украшенном портретом Гитлера и двумя флагами с черной свастикой посредине, и объявили, что от них требуют точно установить место, где пребывает дуче Италии Бенито Муссолини.
Это уже пахло не гороскопами и не предсказанием судьбы на десяток лет вперед. Ответа требовали немедленного и притом точного, хотя ни один из них не имел никакого представления о судьбе Муссолини и Италии. Захватили Италию союзники? Но, согласно последним данным, они были еще на Сицилии, и, если судить по темпам прежних военных действий, чтобы занять Италию, им потребуется не меньше полугода, а то и целый год. Может быть, Муссолини скрылся, изменил Гитлеру и тот хочет наказать дуче за предательство? Но для этого есть иные, проверенные пути, есть гестапо, наконец, есть громадный военный аппарат, который держит в руках чуть ли не всю Европу.
На первый же «сеанс» прибыл сам Гиммлер. Он приказал открыть для сорока проходимцев винный погреб виллы, повара приготовили для них изысканнейшие яства, и после царского банкета рейхсфюрер СС пообещал тому, кто скажет ему, где сейчас дуче, сто тысяч марок награды и освобождение из лагеря.
Начались сеансы. Каждый молол все, что приходило в голову. Ворожили по звездам, на кофейной гуще, с помощью книг, написанных на неведомом языке.
Гиммлер терпеливо ездил на эти идиотские сеансы. Это был ничтожный, хилый человек в пенсне. Всегда бледный, с потными, приклеенными к черепу, как у куклы, волосами. Он мстил за свою немощность и ничтожество всему здоровому, сильному, красивому.