Европе не нужен евро

Саррацин Тило

Бундесбанк включил после этого в свой следующий месячный отчет «серый ящик», текст которого я считаю историческим документом того времени¹⁰⁷:

– Вначале он (Бундесбанк) напомнил об основах Маастрихтского договора:

«При создании валютного союза было согласовано в качестве основного принципа, что финансовая политика остается в национальной ответственности… Чтобы создать предпосылки для солидной бюджетной политики, в Маастрихтском договоре было прописано, что ни сообщество, ни страны-члены не должны выступать за долги других членов или нести за них ответственность».

– Затем он подверг критике то, что «решениями от 21 июля первоначально согласованные рамки валютного союза все больше находятся под угрозой

потери консистенции», и высказал сожаление: «Единой европейской финансовой политики или политического союза с демократически узаконенными полномочиями центрального уровня давать директивы относительно национальной бюджетной политики в настоящее время на политическом уровне не намечается».

– Бундесбанк выдвинул требование:

«Если не произойдет принципиальной смены режима с широким отказом от национального фискального суверенитета, то решающим будет то, чтобы не полностью отменить все еще предписываемое договором исключение ответственности и связанное с ним повышение дисциплины национальных фискальных политик через рынки капитала, а наоборот, снова укрепить».

Это предложение понятно, но звучит не очень обнадеживающе. Когда-то мощный Бундесбанк выглядит сейчас как античный гладиатор, который в конце своей последней борьбы барахтается, пойманный в сеть, наброшенную на него коварным противником. Тем не менее сформулированный в вышестоящем заявлении вывод правильный:

1. В валютном союзе суверенных государств риск банкротства принципиально должен оставаться у национального государственного бюджета.

2. Если на облигации стран еврозоны в зависимости от надежности будут выплачиваться разные проценты, то это не является «отрицательным влиянием на конъюнктуру рынка», с которым нужно бороться средствами с более выгодными процентами ЕФФС или ЕSМ, а будет считаться неотъемлемой директивой, такой же, как при облигациях предприятий с различной степенью надежности.

Но второй пакет по Греции указывает совершенно другое направление:

– Здесь обанкротившееся государство нужно было вновь спасать от банкротства. С первым и вторым пакетом спасения и частичным прощением долгов оно получило общую помощь, которая на 50 % превышает размер ВВП. По масштабам это выглядит так, как будто бы для Германии был специально скроен пакет помощи в четыре млрд евро!

– Обязательства оставляют осуществление мер в конечном счете на ответственность Греции, и усиленный контроль ничего не сможет изменить. Не Греция является заложником еврозоны, а еврозона является заложником Греции.

Для этого решения основным было желание любыми обстоятельствами не допустить выхода Греции из зоны евро. Утверждения, что это необходимо сделать, чтобы избежать опасности заражения или не допустить гражданских беспорядков в Греции, можно легко понять как отговорки. Можно было бы уже с 2010 г. разработать и принять порядок банкротства стран еврозоны¹⁰⁸. Ввиду большого греческого торгового дефицита и слишком высоких производственных затрат в стране уместным и даже неизбежным при государственном банкротстве был бы возврат к национальной валюте. Ни одна из связанных с этим переходных проблем, например, что поставщики из-за границы поставляли бы вначале за предоплату, не была бы нерешаемой.

Первый пакет по спасению в мае 2010-го, который включал в себя также и помощь Греции, обосновывался еще необходимым отпором спекуляции – то есть защитой от темных сил на международных финансовых рынках. Тогда речь шла о волчьей своре спекулянтов, которая действует по всему миру. Поэтому сейчас Греции нужно только государственное спасение, потому что одалживать этой стране деньги противоречит всякой коммерческой разумности.

Какой же мотив стоит за этой политикой, которая полностью противоречит духу и букве Маастрихтского договора и не имеет никакого экономического смысла ни для Греции, ни для остальной еврозоны? Единственный рациональный мотив, который я могу увидеть, – это страх перед эффектом спущенной петли, который мог бы представлять угрозу для всего европроекта.

Оставляю открытым вопрос, оправдан ли этот страх или нет, но, во всяком случае, кажется, именно он в значительной степени определяет поведение всех участников.

Ультимативную угрозу Ангелы Меркель «Если рухнет евро, то рухнет и Европа» я интерпретирую как безопасную английскую булавку швабской домохозяйки, с помощью которой она решительно пытается через колено удержать дальнейшее распространение спустившей петли в шерстяном чулке.

Налоговые тормоза и режим санкций

Уже вскоре после подписания Маастрихтского договора в Германии пробудились сомнения, будет ли предусмотренный в договоре обстоятельный и не слишком угрожающий механизм санкций достаточным, чтобы заставить все страны-члены вести солидные бюджеты. Я в то время также выразил скептическое мнение¹⁰⁹. В 1996-м возрастающая общественная критика привела к дополнительным исправлениям с автоматическими санкциями в том случае, если будет превышен предел дефицита в 3 %. И еще до того, как это правило смогло применяться, в 2002–2003 годах оно было единодушно смягчено под руководством Франции и Германии. В европейской дискуссии правило о долгах проходит под заголовком «Пакт стабильности и роста экономики». Но и приятная упаковка ничего не изменила в том, что пакт стабильности и роста экономики не выдерживает того, чего от него можно было ожидать. В этом единодушны также и комиссия, и ЕЦБ и федеральное правительство¹¹⁰.

Со времени подписания Маастрихтского договора дискуссия вокруг осуществления обязательных пределов долгов похожа на шествие с танцами в Эхтернахе (религиозная процессия под Люксембургом). Последнее решение было принято на Европейском саммите 31 января 2012-го межгосударственным договором (см. главу 4). Остается только ждать, приведет ли предусмотренное законное введение долгового тормоза по немецкому образцу в национальное законодательство всех стран действительно к постоянному сокращению новых задолженностей. Опыт более чем 20 лет со времени подписания Маастрихтского договора дает повод для скепсиса.

Фиксирование на государственной задолженности также затрагивает суть проблемы в валютном союзе лишь частично:

– Государственная задолженность стран с профицитами расходно-доходного баланса – как, например, Германия, Нидерланды или Финляндия – с учетом функционирования валютного союза совершенно не представляет проблем. И наоборот, если новая задолженность в этих странах снизится, то они при прочих равных условиях скорее будут иметь еще большие профициты расходно-доходного баланса, что сделает положение для стран зоны евро с дефицитами баланса еще легче.

– Кризисные страны, такие как Испания или Ирландия, имели в соответствии с налоговым правилом в течение многих лет образцовые бюджеты. Если бы межгосударственный договор вступил в силу уже с началом валютного союза, то комиссия ЕС по контролю за бюджетами до 2008 года смогла бы установить, что обе страны ведут себя примерно. Но санкции были наложены не на эти две страны, а на Германию.

Тем не менее если межгосударственный договор ведет к тому, что склонность к государственной задолженности снижается во всех странах зоны евро, то он выполняет полезную функцию. Но те страны, которые не могут или не хотят действовать по правилам, каким-то путем всегда будут укрывать свои нормативные задания и после многих лет спокойствия должны будут предстать перед Европейским судом. Франсуа Олланд хотя и поддерживал в период предвыборной борьбы за президентский пост во Франции постоянный фонд спасения ЕSМ, но решительно отвергал «направленный на жесткую экономию фискальный пакет»¹¹¹.Только в феврале 2013-го комиссия вообще в первый раз ввела санкции из-за постоянного превышения Маастрихтских пределов в 3 % для государственного дефицита. Это коснулось Венгрии, которая каждый год после своего вступления в 2004 году превышала эти границы. В качестве санкции было предусмотрено на 2013-й сокращение средств поддержки из Фонда стабилизации в объеме 0,5 % ВВП¹¹².