Ежов (История «железного» сталинского наркома)

Полянский Алексей Иванович

– В каких районах вы еще создали такие же шпионско-диверсионные центры?

– Мы это делали еще и на западных границах СССР. Значительная часть заключенных-контрреволюционеров была сосредоточена на Украине, в Белоруссии, в Ленинградской области и в Карельской АССР.

– За Ленинградскую область и Карелию у вас, конечно, отвечал Литвин?

– Да. Я направил его туда специально в начале тридцать восьмого вместо Заковского, которому не мог полностью доверять.

– А на Украине?

– Там все задания, включая связь с польской и немецкой разведками, выполнял Успенский. Для этого я сделал его наркомом внутренних дел Украины.

– Когда он был вами завербован?

– В начале 1937 года. Он приехал в Москву из Новосибирска перед назначением на должность начальника УНКВД по Оренбургской области. Я знал, что Успенский настроен антисоветски, антипартийно, и поэтому он сразу согласился работать в нашей

организации.

– В Белоруссии у вас всем заправлял Борис Берман? Вам было известно, что он давний немецкий агент?

– Да. Артнау сообщил мне, что Берман работает на немецкую разведку, как только я стал наркомвнуделом. Его завербовали в начале тридцатых годов, когда он был резидентом в Германии. Я сразу же установил с ним шпионскую связь, тогда он был заместителем начальника ИНО. В тридцать седьмом я специально направил его от нашей организации в Белоруссию, сделал наркомвнуделом. Там он встречался с немецкими разведчиками, получая задания и инструкции74.

– Значит, ваша разветвленная шпионская организация в случае нападения на СССР Японии и Германии могла захватить власть не только в Москве, но и в пограничных районах, открывая дорогу интервентам. Я правильно понял это из ваших показаний?

– Да. Именно это мы и замышляли. Отрицать такие вещи бесполезно.

– Расскажите, велась ли вашими сообщниками контрреволюционная работа в лагерях по созданию там базы для вредительства и антисоветской деятельности?

– В лагерях настолько была плохо поставлена работа так называемых третьих отделов и так плохо охранялись лагеря, что заключенные имели возможность создавать свои контрреволюционные группы в лагерях и сноситься с волей. Такого ряда фактов было немало. Охрана лагерей была крайне немногочисленна, подбиралась из ненадежных людей, материальное положение бойцов и начальствующего состава было очень плохое и, наконец, в качестве охраняющих во многих случаях использовались сами же заключенные. В результате так поставленной охраны было распространено массовое бегство из лагерей. С этим боролись плохо и делали это сознательно в расчете на то, что беглые из лагерей заключенные будут продолжать свою контрреволюционную деятельность и станут рассадником распространения всякого рода антисоветской агитации и слухов...

В этот момент на столе Родоса зазвонил телефон. Следователь снял трубку. Видимо, звонило руководство, поскольку он сразу сделался внимательным и сосредоточенным. Выслушав какие-то указания, он четко отрапортовал:

– Выезжаю немедленно, к четырем обязательно буду.

Потом, положив трубку, вызвал конвой и сказал Ежову:

– Допрос продолжим завтра, а вы вспоминайте, какую конкретно вредительскую работу проводили со своими сообщниками на хозяйственных объектах НКВД.

3 августа 1939 года

Ежов хорошо подготовился к этому допросу, и Родосу почти не приходилось задавать вопросов, он только старательно записывал его показания.

– Заключенные в подавляющем своем большинстве были так называемыми злостными "отказниками", как правило не выполняющими заданных норм выработки, в связи с чем последние были искусственно крайне занижены, что мы тоже делали вредительски. Это обстоятельство и ряд других подрывных мероприятий заговорщической организации обусловливали необходимость все большего и большего завоза на Колыму заключенных. Правительство ежегодно отпускало на развитие Колымы огромные средства, исчисляемые сотнями миллионов рублей. Разумно расходуя эти средства, добычу на богатых Колымских месторождениях можно было бы значительно механизировать. Механизация не только сократила бы необходимость содержать на Колыме большое количество заключенных и завозить им огромную массу продовольственного и иного снабжения, но и подняла бы добычу металла, резко снизив его себестоимость. Между тем механизация вредительски тормозилась и вся добыча базировалась только на мускульной силе. В результате уже в 1938 году на Колыму было завезено свыше ста тысяч заключенных. Весь район Колымы богат не только золотом, но и многими другими ископаемыми. В частности, на Колыме имеются огромные запасы угля и других видов топлива. При сколько-нибудь внимательном хозяйственном подходе к делу можно было бы без всякого труда удовлетворить потребности Колымы в угле и даже нефти без дорогостоящего завоза из Европейской части СССР. Однако угольные месторождения Колымы никак не эксплуатируются. На Колыму можно было бы, безусловно, целиком прекратить завоз даже взрывчатых материалов и простейшего оборудования, которое также ежегодно завозится в большом количестве. Для этого надо было построить на Колыме небольшой и простейший механический завод или, вернее, мастерские, которые вполне могут делать самое простое оборудование и запчасти. Так же легко и скоро можно и должно было бы построить на Колыме небольшой завод взрывчатки, так как

там имеется почти полностью необходимое для этого сырье. Наконец, на Колыму можно было бы значительно сократить завоз продовольствия. Такая возможность вполне доступна для Колымы, где можно развить мясное, рыбное и даже овощное хозяйство. Все это нами умышленно игнорировалось, и снабжение Колымы целиком ложилось на плечи государства. Я уже говорил, что район Колымы наряду с золотоносными месторождениями богат и целым рядом других редких ископаемых. Так, например, имеются большие промышленные запасы олова, сурьмы, меди, слюды и других ископаемых. Эти ценнейшие, имеющие огромное народно-хозяйственное и оборонное значение ископаемые, не разрабатываются вовсе или добываются в мизерных количествах, вроде олова, тогда как на Колыме есть все возможности одновременно с добычей золота поставить разработку и этих ископаемых, тем более что их месторождения расположены тут же рядом.

Ясно, что параллельная добыча золота и других ценных ископаемых, так хорошо сочетающихся территориально, где, следовательно, можно наладить единое энергетическое, механическое хозяйство, в значительной степени и резко сократит себестоимость золота и других редких металлов. Эти вопросы мы умышленно, вредительски игнорировали и даже не ставили перед правительством.

– Какую роль в этом играли иностранные разведки, с которыми вы сотрудничали?

– Они, конечно, зная о том, что мы делаем, всячески поощряли и поддерживали нашу подрывную работу. Но ни мне, ни другим своим агентам, как мне известно, специально никаких заданий на этот счет не давали, поскольку, наверное, были уверены, что мы сами знаем, в каких направлениях лучше вести вредительство.

– Назовите конкретные объекты, где по вашему заданию проводилось вредительство.

– Строительство Ухто-Печерской дороги имеет решающее значение для развития добычи угля, нефти и других ценных продуктов, без которых невозможно хозяйственное развитие Северного края в целом. Между тем строительство этой дороги нами умышленно всячески затягивалось под разными предлогами и отпускаемые средства распылялись по широкому фронту работ, не давая никакого эффекта. Затяжка строительства Ухто-Печерской железной дороги объясняется главным образом отсутствием удовлетворительного проекта, который обязан предоставить НКПС. Вредители ГУЛАГа и НКПС при нашей поддержке затеяли бесконечный спор о выборе направления дороги, который уже тянется давно, а проектные и даже изыскательские работы по многим участкам до сего времени не начаты. Наконец, было необходимо не распылять средства по широкому фронту работ, а концентрировать на решающих участках по вывозу продукции. А именно строительство Ухто-Печерской магистрали надо было строго разбить на несколько очередей. В первую очередь надо было сосредоточить все силы и средства к тому, чтобы закончить строительство участка Воркута - Абезь с тем, чтобы дать выход углю. Но мы этому препятствовали, поскольку все решения были за мной. Далее, нужно было формировать строительство участка от нефтяных районов Ухты на Котельнич, и работы эти можно было вполне развернуть с двух направлений, и с Котельнича, и с Ухты. Только в последнюю очередь можно было закончить те участки, которые соединяют угольные воркутинские районы с нефтяными ухтинскими и дают таким образом выход углю и нефти в двух направлениях. Но ничего этого не было сделано из-за нашего вредительства.

– Какую подрывную, шпионско-вредительскую деятельность вы проводили в самом ГУЛАГе?

– Мы понимали, что расширение хозяйственных функций НКВД должно сказаться на ухудшении основной оперативной работы. Мы предполагали широко использовать систему лагерей, чтобы направлять туда скомпрометированную часть работников НКВД. Это не только пьяницы, гуляки и растратчики. Среди них были люди с троцкистским прошлым, правые, симпатизировавшие Бухарину и люди Ягоды. Фактически все они были завербованы нами, так как, посылая в ГУЛАГ, мы им намекали, что имеем на них материалы, за которые в любой момент ухватится следствие. Таким образом, мы создали особый резерв людей, готовых выполнить любое заговорщическое задание.

Но в ГУЛАГе и без этого было много антисоветских элементов. Заговорщическое руководство ГУЛАГа было фактически бессменным. Ко времени моего прихода в НКВД ГУЛАГ возглавлял заговорщик из группы Ягоды Матвей Берман, старший брат Бориса Бермана. У него была сколочена большая антисоветская группа людей, занимающих более или менее ответственные посты в ГУЛАГе. Среди этих людей было очень много троцкистов, зиновьевцев, правых, и их было легко привлечь на нашу сторону после ухода Бермана, когда ГУЛАГ возглавил завербованный мною участник заговора Рыжов75, который и был направлен на эту работу по моей инициативе для выполнения вредительских заданий. А после его ухода в Наркомлес, ГУЛАГ возглавил связанный со мной заговорщик и шпион Жуковский, который одновременно был и моим заместителем.