"Фантастика 2023-123". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
Сказать, что было страшно, — ничего не сказать. Я успел разглядеть раскуроченную в нашем первом столкновении морду самца и просто дар речи потерял, надеясь лишь на чудо. И чудо случилось. Буквально за несколько метров до заветного обрыва, как раз в тот самый момент, когда медведь вытянулся в мощном прыжке, надеясь сбить нас ударом лапы, прогремел выстрел плазменной турели. Огромный столб снега поднялся прямо перед оскаленной мордой медведя, ослепляя и оглушая хищника. Прямо передо мной пронеслась его гигантская лапища, чуть не зацепив корму. Уже через мгновение я понял, что мы летим над озером. Скорость
Внезапно все стихло. Ни воя двигателей, ни пурги за бортом, ни рева медведей. Только пронзительная звенящая тишина. Я повалился на спину, не в силах совладать с эмоциями, но тут же получил от Марии выволочку в радиоэфире:
— Герман, надеюсь, ты нам сейчас популярно объяснишь, на чем основывался твой план оказаться над незамерзающим озером в глухой тайге без припасов, топлива и энергии?
Глава 26
Экспедиция
— Энергии хватит максимум на сутки.
Голос Марии резал воздух, словно ножом. Непонятно было, кого именно она хотела сделать козлом отпущения: меня, настоявшего на запуске двигателей, или нашего десантника Козырева, несанкционированно использовавшего нашу плазменную турель. По ее мнению, мы должны были прибегнуть лишь к одному из этих вариантов. Либо бежать, либо стрелять. Запуск двигателей лишил нас мобильности, но выстрел из плазменной пушки лишил нас еще и заряда батарей, на которых работал наш антиграв. Теперь мы дрейфовали в воздухе над незамерзающим озером, а трупы двух медведиц служили нам надежным якорем. Через сутки, когда обесточится антиграв, мы просто рухнем в воду. Какое-то время мы, конечно, продержимся на плаву, корабль все же сохранил герметичность, но нам от этого было ни тепло, ни холодно. Вернее, было именно что холодно, поскольку без электричества мы все околеем меньше, чем за час.
Я видел эту ситуацию несколько иначе. Не запусти мы двигатели, разъяренный медведь смял бы нас, как консервную банку. И даже если бы Козырев успел выстрелить из плазменного орудия и убить хищника мгновенно, три беснующихся под нами самки завершили бы начатое, и нам все равно пришла бы крышка.
— Герман, — повторила Мария — что означали твои слова «доверься мне»?
Я молчал. А что тут скажешь? Интуиция? Догадка? Смутные подозрения? Мне самому нужно было время, чтобы пораскинуть мозгами, о чем, собственно, я и попросил Марию.
Кстати, как-то быстро она превратилась в нашем экипаже из нежданного гостя в одного из руководителей группы. Харизмы, конечно, ей не занимать, но среди нас были люди старше как по возрасту, так и по званию. Но сейчас времени на споры у нас не было. Я действительно лихорадочно думал. Ведь в тот самый, критический момент у меня эта мысль вертелась буквально на языке, а сейчас я не мог ее даже четко сформулировать. Боялся показаться глупым. Боялся стать причиной нашей гибели. Опять, черт подери, я в положении виновного! Опять
Ладно, нужно было собраться с мыслями. Думай, Герман, думай! Как ни странно, мне помог наш доктор Боровский. Он, видя мое замешательство, словно невзначай начал рассуждать вслух:
— Когда я был еще студентом, наш профессор в спорных и трудных ситуациях предлагал нам разговаривать.
— О чем? — угрюмо поинтересовался я.
— Да ни о чем. Просто говорить друг с другом. Можно было не только говорить, но и спорить. Это даже приветствовалось. Мы порой до хрипоты кричали друг на друга на парах у этого профессора. Когда люди кричат друг на друга, они подсознательно продвигают свои истинные мотивы. Они пытаются докричаться до своих оппонентов, донести до них свою точку зрения. Распаляясь, они теряют над собой контроль и в итоге говорят то, что вертится у них в подсознании.
— Да, я слышал о таком приеме, — кивнул я. — Некоторые следователи так ведут свои дела. Они нарочно издеваются над свидетелями, допрашивая их максимально подробно, переспрашивая и перепроверяя по нескольку раз одни и те же утверждения. В итоге нечистые на руку свидетели или даже преступники не выдерживают давления и, выйдя из себя, прокалываются на каких-то мелочах. Но я не думаю, доктор, что в сложившейся ситуации будет уместно друг на друга орать.
— Ну почему же? — искренне удивился доктор. — Мария уже своим напором вынудила нас начать этот диалог.
— Диалог начали вы.
— Да, но ее выпады в вашу сторону почему-то сильнее подействовали на меня, — со смехом признался геолог. — Я начал говорить лишь для того, чтобы разрядить ситуацию. У меня, видимо, такой защитный рефлекс — болтать в сложных ситуациях. Когда вы пропали в этом самом озере три дня назад, я болтал, не умолкая. Спросите любого.
— Вы правы, это ваша защитная реакция, доктор. Я тоже болтал сам с собой, когда оказался в ловушке.
— Было страшно?
— Нет. Мне странным образом было плевать на себя самого.
— Были в шоке от потери напарника? — догадался Козырев, внезапно решив поучаствовать в нашем разговоре.
— Да. Я чувствую свою вину за случившееся, — признался я.
Тут Мария сменила гнев на милость и тоже вставила свои пять копеек в разговор:
— Мы все знаем, что вашей вины тут нет, Герман. Это случай. Трагическая случайность, которая нас всех многому научила.
— И дала нам новую пищу для размышлений, — подхватил Ковалев.
Все уставились на него. Егор развел руками и, изумленный, спросил:
— Что? Только меня удивил рассказ Германа о таинственной светящейся пещере и голом подростке?
Собравшиеся потупили взгляды. Я вслух прокомментировал:
— Думаю, мои коллеги не придали этому рассказу должного внимания, решив, что мне все почудилось.
Никто не возразил мне, тем самым подтверждая мою догадку. Я улыбнулся и посмотрел на Ковалева. Егор открыл от изумления рот:
— Серьезно? Ребята, вы серьезно? У нас на борту один из лучших медиков нашего времени, и вы не верите его словам?