"Фантастика 2023-140". Компиялция. Книги 1-18

Коростышевская Татьяна Георгиевна

— Думаешь, самая умная? — насмехался мужик сверху. — На том свете отопьешься.

— Ты, упырь, пожалеешь, что с нами связался! — совсем отчаялась я.

— Ты еще упырей не видала, дура деревенская, вот солнышко зайдет, тогда и познакомишься. Она тебя на сладкое оставит — любит тонкими косточками похрустеть.

Я пошла вразнос. Бабушка могла бы гордиться и моей не девичьей памятью, и недюжинной фантазией — столько бранных слов зараз выдать даже ей было б не под силу. Злые соленые слезы текли по щекам, в горле першило от крика. Ванечка уже давно опустил меня вниз и успокаивающе гладил по голове, а я все визжала

и выдавала на-гора новые ругательства.

— Ну, будя, девка, будя… — выглянул Колобок. — Слезами горю не поможешь. За подмогой поспешать надо.

— Как? всхлипнула я напоследок. — Наверху нежить проклятая бродит. Стоит только голову просунуть…

— Так мы не голову просунем. Ну, не совсем голову. Я сам пойду. Выкачусь из подпола, шмыгну под лавку, а там на двор — никто и не заметит.

А что, может сработать. Бывший атаман размером с небольшой каравай, и, если сказки не врут, существо юркое и быстрое. Однако я решила уточнить:

— А помощи у кого просить станешь?

— На тракт надо двигать, — спокойно сообщил Колобок. — Место даже по зиме бойкое. А никого не встречу — до ближайшей деревни доберусь.

— И как селян уговаривать будешь?

— Не боись, сдюжу. Умею я с народом погутарить. Думаешь, меня парни за красивые глаза атаманом в свое время выбрали?

И такой силой веяло от его слов, такой уверенностью, что я успокоилась. Ай да Колоб! Надо будет потом для памяти записать, чтоб о людях плохо заранее не думала и на первое впечатление не полагалась. Обязательно сделаю, если доживу, конечно.

В деле подготовки лазутчика помощь дурачка оказалась незаменимой. В который раз обыскав помещение, он остановил свое внимание на рассохшейся кадке. С одного удара развалил ее, выбрал и протянул мне одну из коротких толстых дощечек. Потом одной рукой поднял меня к потолочной дверце, второй — подсадил дядюшку. А уж я, помогая себе рычагом, протолкала хлебное тельце в образовавшуюся щель. Прислушалась: вроде тихо, только прошуршал по деревянному полу наш вестовой. Все. Теперь ждать помощи снаружи и молиться всем известным богам.

Зигфриду становилось хуже. Сухие, потрескавшиеся губы были закушены от боли, глаза почти ничего не выражали, дыхание стало хриплым и прерывистым.

— Ты, студент, держись, — бормотала я, гладя спутанные жесткие волосы. — Побьем супостатов. И очки твои отыщем.

Что же делать? Как влить в него хоть чуточку сил? Сердце билось часто-часто, перекачивая кровь. Ёжкин кот! Я уставилась на свои руки, высматривая выступающую вену. Резать, конечно, нечем. Но мы и зубами попробуем.

— Лутоня, ты что это надумала? — прошептал Зигфрид.

— Кровью тебя напою. Все жидкость. Я читала, как один мужик в пустыне от жажды загибался, так у своей лошади яремную вену отворил. Ничего, до ближайшего колодца дотянул…

— Отважная девочка… Проблем тебе мало? — грустно прошелестел парень. — Ты думаешь, как получаются упыри?

— Ну так просвети, раз такой образованный, — обиделась я.

— Упырем становится маг, который хоть раз попробовал человеческую кровь.

— Чего-то наш хозяин на колдуна никак не тянет.

— Почему ты решила, что упырь именно он?

— А кто? И вообще, прекрати отвечать вопросами! А то не посмотрю, что ослаб, так тресну…

— Трактирщик — обычный человек. Ну, может, не совсем обычный — мало кому придет в голову у себя

в подполе вурдалака держать. Здесь — упыриное логово, и с наступлением ночи мы познакомимся с его обитателем, а скорее — обитательницей.

— С чего ты взял, что он — баба?

— Ну хозяин же говорил… Помнишь?

Я не то чтобы забыла, просто хозяйские речи прямиком мимо моих ушей проходили, ум был занят придумыванием новых ругательств. У меня мурашки по спине побежали! Сама могла бы догадаться. Где это видано, чтоб нежить при свете дня в кабаке прислуживала? Значит, пока я тут разговоры разговариваю, чудовище затаилось, и с последним лучом солнца…

— Чего ж ты раньше молчал?

— Сначала был уверен, что ты сама все поняла, а потом… Ты развила такую бурную деятельность, что слова вставить не получается. Все суетишься, бегаешь, будто кроме тебя некому. — Парень замолк и уронил голову на грудь.

Я взвыла от бессилия.

— Не кричи, — рассудительно сказал Ванечка. — Страшная становишься, когда яришься, прямо как та тетенька из домовины.

— Какая еще тетенька?

— Да там, — дурачок махнул рукой, — лежит, навроде как славенка, а лицо недоброе.

— Покажи! — Я подняла с пола дощечку, которая послужила рычагом. — Только огонь захватить не забудь.

Красавицей упыриху можно было назвать только с большой натяжкой. Когда Иван сдвинул легкую крышку тесаного гроба и поднял повыше факел, нашим взорам предстала иссушенная, худая баба с иссиня-бледным лицом и всклокоченными волосами. Лохмотья некогда нарядного шелкового платья едва прикрывали ее наготу. Невесомые веточки рук с обломанными до мяса ногтями были крест-накрест сложены на груди, резко выступали ключицы. Ох, сдается мне, что Ивану любая «тетенька» была бы мила да хороша. Возраст, видно, такой.

— Вишь, и не дышит даже, — с гордостью сказал дурачок.

Покойница раскрыла глаза и села. Мы застыли. Упыриха переводила безумный взгляд с меня на Ивана и обратно — видно, никак не могла решить, с кого начать. Ваня тоненько ойкнул и попытался спрятаться за мою спину. Тварь вылезла из домовины, стала на четвереньки, поводя головой из стороны в сторону. Дурачок отбежал поближе к выходу. Невыразимый ужас накрыл меня, слабость сковала ноги, закружилась голова, но где-то в груди собиралась в комок первобытная стихийная сила. Упыриха прыгнула, я отшатнулась. Только клочки моей рубахи остались в руках чудовища. Я посильнее сжала свое единственное оружие — деревянную дощечку. Губы шептали в полубреду: «Матушка, пусть это будет осина. Пожалуйста, Матушка…» У меня был единственный шанс — с первого раза попасть в мертвое сердце упырихи. А тварь между тем не спешила продолжать атаку, голодный взгляд ее был прикован к моей груди, из ощеренного длинными острыми зубами рта послышалось мычание. Я глубоко вздохнула и нанесла удар. Дерево вошло в мертвую плоть, как нож в масло. Покойница мешком осела на землю. Славна будь, Матушка! Я навалилась сверху, проталкивая деревяшку глубже, пока та не уткнулась в земляной пол. Вурдалачье тело истончалось, рассыпалось пылью под моим весом. Я с трудом поднялась на ноги. Меня колотило от пережитого ужаса. Когда немного успокоенный Ванечка подтащил поближе факел, я смогла рассмотреть на полу только ошметки платья в горстке праха и кулон на цепочке. Фиолетовый аметистовый шарик охватывала крыльями серебряная бабочка.