"Фантастика 2024-10". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Спруты, самые громадные в мире создания, числом около полусотни несутся клином, разрыхляют воду, та гудит разноцветными роями, на каждом спруте – по три-четыре саффла. И во главе этой армии, на острие громадного треугольника, – Эгорд. Даже не верится... Грудь распирает изнутри, в спину дышит непомерная мощь, впереди все залито жидким солнечным золотом.
Тиморис восторженно орет, шея тянется, словно хочет закинуть голову за горизонт, глаза как у голодного кальмара.
Мелкие сожители Ударага – рыбы, скаты, медузки, всяческие
Время течет оскорбительно быстро, медовые блики на волнах наливаются клубничным соком, закат прочерчивает небо розовыми трещинами.
Эгорд и Тиморис привыкают к движению, ходят по спруту как по самой надежной из земель, уже не удивляют искристые капли в воздухе – как дождь, только не сверху, а со всех сторон.
Удараг неподвижно созерцает даль все время.
– Мне бы так научиться, – с печальной задумчивостью говорит Эгорд, солнечные лучи сменяются лунными, брызги как сотни тысяч крошечных лун.
Тиморис на спине, руки за голову, считает звезды, но из-за мелькающих капель кажется, что звезд в десять раз больше.
– Ты о чем?
Эгорд кивает на Ударага, тот как мрамор, с самого начала пути.
– Вокруг вода, жизнь, день, ночь, все меняется, а он какой был, такой и есть, – поясняет воин-маг.
– Дык меняться же полезно, сам вроде говорил, – хмыкает Тиморис. – Ну, мол, когда меняешься – становишься лучше... или хуже, это уже от человека зависит. Ха! Что, дружище, океан тянет на хилософию?
– Есть такое. Но меняться непрерывно – тоже плохо, никогда не получится достигнуть поставленной цели. Проще струсить перед очередной преградой, сломаться, сказать, а на кой бес мне эта цель. Не-е-ет, такая измена не нужна.
Тиморис хрустит припасенным из крепости яблоком.
– Тоже верно. Но мы же в пути, никуда не свернули. Не ломай голову, дружище, растопчем этого Загороха как блоху! А там можно и поменяться...
Бросает огрызок крабу, закрывает глаза, вскоре над шумом волн поднимается храп...
«Путь всегда ломает», – раздается в голове.
Эгорд поворачивает взгляд на Ударага.
Тот по-прежнему как статуя.
«Вопрос лишь, как разлом срастется. Станешь либо искалеченным уродом, либо новым существом».
Ночью Эгорд просыпается от кошмаров. Во сне душил Милиту, а она улыбалась так, что губы от натяжения кровоточили, нежити не нужен воздух. Закалывал мечом, но та все равно держалась, нежити не страшны раны. Топил, травил, поливал кислотой... А она все улыбалась...
Эгорд смотрит на силуэт Ударага – черное на синем, – на мерцание воды, поляну звезд, пятнистый шар луны, но сквозь реальность проступают те же видения: Милита, кровь на улыбке, бесчисленные попытки ее убить...
Эгорд хватается за голову.
Накатывает прохладное спокойствие, миражи
– Удараг, это ты?
«Ты был встревожен. Я погасил твои чувства, тебе не нравилась эта тревога».
– Еще как...
«И я не люблю тревогу, даже чужую. Она проникает в мой разум так же настойчиво, как я сейчас проник в твою голову спокойствием».
– Прости. Сам не знаю, что со мной... Хорошо быть спокойным, в голове так ясно. Ты всегда в этом состоянии?
«Почти».
– Тоже хочу такое «почти».
«Если понадобится холодный рассудок, моя ментальная сила в любой миг и на любом расстоянии погасит пожар твоих чувств, просто мысленно позови».
– Спасибо.
Каждый день птицы встречаются реже, на семнадцатый день исчезают вовсе, даже Тиморис обращает внимание.
«Рядом драконы», – объясняет Удараг.
– В общем, новость хорошая, – говорит Эгорд. – Мы почти на месте.
Спруты работают щупальцами как механизмы, ровно и без передышек, страшные хлысты крутятся как мельничные лопасти. Вода перемалывается из сплошной темной массы в пыльны белые фонтаны, монотонный гул действует усыпляюще, словно со всех боков мягкие подушки.
Тиморис сидит, ноги под себя, разглядывает царапины и вмятины на доспехах, одни с довольной рожицей, другие как грозовая туча, третьи – недоуменно, будто не знает, откуда взялись.
Чешет в затылке.
– Эх, столько скопилось… Вот бы вспомнить, где какая загогулина получена! Жаль, нельзя их читать, как буквы, тут хватит на книгу.
– Вообще-то можно, – говорит Эгорд. – Есть специальный раздел магии...
Тиморис подпрыгивает.
– Да ну! Научишь?
– Я его не знаю, но могу поводить по библиотекам, самому интересно.
– Идет! Порубим Захряка в капусту – и в библиотеку. Нет, сначала в таверну, выпьем за упокой бедняги демона, а потом – в библиотеку! По рукам?
– По рукам, – просто отвечает Эгорд.
Вскоре Тиморис лежит в позе поэта, сочиняющего очередной шедевр, кормит кусочками хлеба любопытную живность Ударага.
– Вот буду с какой-нить принцессой, начнет краснеть, упираться, мол, нет-нет, это же неприлично, я леди, мне рано, только с будущим мужем...
Лицо воина искривляется хитрюще.
– А я юбочку прочитаю, посмотрю, сколько раз ее задирали, хе-хе! Там наверняка уйма ниточек, надорванных в порыве большой и светлой любви...
Эгорд скрашивает время попытками вслушаться в разговоры саффлов, получается лучше, но лишь на уровне чувств, эмоций, общего смысла. Но и этого достаточно, невероятное ощущение единства, не только саффлов, но и спрутов, даже, кажется, бесчисленных рыбок и моллюсков, что вьются в ногах. И Эгорд – в сердце этой громадной ментальной пирамиды, как в броне горных великанов, в ней можно летать и проникать хоть в лед, хоть в лаву, в неведомую черную пустоту – не страшно, ошеломляющая защищенность и уверенность во всем.