"Фантастика 2024-13". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
— Ос, сэнсей.
— Так-то лучше. Кстати, тебе есть с кем Новый год встретить? Если что…
— Есть. Спасибо.
— Дать полотенце для душа?
Егор с некоторым удивлением обнаружил, что не особо вспотел. А пока таскал волоком и приводил в сознание тренера, так даже и успел остыть.
— Нет, спасибо. Я уж в общежитии.
— Стой! Чуть не забыл. У тебя талоны на питание должны были кончится.
— В вещах у себя не обнаружил. Буду обязан.
Он вышел на улицу, приятно отягощённый пачкой талонов в столовую. Каждый обеспечивал питание в столовке, хватало на январь и февраль. Призрак голодной смерти несколько отступил.
По
Рядом с кабинетом обнаружилось нездоровое оживление. Вася-Трамвай в окружении заместителя Папаныча и других оперов что-то возбуждённо втолковывал коллегам, яростно жестикулируя.
— …Он мне и говорит: главное — не колитесь. Держитесь как партизаны на допросе в гестапо. Ну, я сразу прибежал…
— Что стряслось? — спросил Лёха.
— Шефа в прокуратуру увезли. Трамвай видел. Демидович! У тебя сильно рыло в пуху? — спросил папанычев зам.
— Не больше чем у других. Работаю мало, не успел… А хрен его знает! Они же по любому поводу могут раздуть до небес.
Все согласно кивнули.
Вообще-то, уголовный розыск в прокуратуру вызывают редко. Как правило, это связано с необоснованным отказом в возбуждении уголовного дела, написанным скрипя сердце, чтобы не портить статистику раскрываемости намертво повисшим глухарём и не создавать себе лишней работы. Тут всё просто. Надзирающий прокурор читает отказной материал и обнаруживает, что похищенное у гражданки N меховое пальто помнит Деникина, заношено до дыр и потому не представляет материальной ценности, отчего содеянное не является преступлением в силу малозначительности ущерба. Вызванная в прокуратуру заявительница N рвёт и мечет, объясняя, что пальто новое и стоит больше, чем в сумме зарплата среднего инженера за год. Постановление отменяется, сыщик получает нагоняй, возбуждается уголовное дело, и спустя полгода после происшествия создаётся видимость бурной работы по поискам пальто. Ещё через два месяца производство по делу приостанавливается до обнаружения вора, то есть до никогда, и бумаги преспокойно покрываются пылью.
Несколько реже вызывают из-за жалоб граждан. Например, тот же Вася-Трамвай в ноябре был обласкан по заявлению, что не проявил достаточного рвения в поисках злодейски похищенного детского велосипеда из подъезда.
Но вот так — под самый Новый год, вызвав панические реплики всегда спокойного как удав Папаныча, это и правда грозило чрезвычайными неприятностями.
Может, громы и молнии связаны с терактом на Калиновского?
Не сговариваясь, опера заперлись в кабинетах и вывалили на стол всё содержимое сейфов и столов, пока это не сделано проверяющими из главка по заданию прокуратуры. Или КГБ — желающих насолить ментам достаточно.
Рвались бумаги. Уничтожались целые папки. Ворох небрежных писулек приводился в менее стыдный вид. Выбрасывались вещдоки, забытые и неприобщённые к уголовному делу. Хуже того, второпях отправились в контейнер несданные бутылки, а по отделению их набралось бы рублей на пятнадцать.
Через два часа явился Папаныч, вполне себе довольный жизнью. На вопрос зама и других оперов о случившемся пожал литыми боксёрскими плечами.
— Зампред райисполкома пригласил в прокуратуру всех начальников отделений РОВД и судей. У прокурорских свежий ремонт,
Примерно через сорок секунд после окончания этого спича Лёха увидел глаза Васи-Трамвая. За миг, как он скрылся за фигурами более массивных сослуживцев. Васины глаза молили: помоги! Убьют! А как помочь? Тем более нельзя шутить только над двумя вещами в мире — говорить матери, что её единственный сын смертельно болен, или сообщать милиционеру, что его ожидает п-п-пц в прокуратуре.
Потом расселись за столом, пожертвовав одним из парней по жребию. Он, трезвый до идиотизма, ну — почти трезвый, отирался около дежурной части, изображая готовность бежать по команде «опергруппа на выезд». Вася был жив и без следов увечий на лице, но и только. Даже выпил с трудом, когда Папаныч провозгласил за него тост и поблагодарил: ни разу в истории Первомайского угрозыска документы не приводились в столь идеальный порядок.
Сыщики поржали, выпили, закусили, снова налили.
Лёха накидывал в себя наравне со всеми. Но ни на секунду не забывал, что сегодня состоялись первые похороны погибших в гастрономе № 7. Двух близняшек, задохнувшихся прямо на руках у своего отца.
Поэтому хмель долго не приходил. А потом вырубил напрочь.
Варю удалось перехватить в коридоре.
— Постой! Хорошо вчера посидели? Что девочки говорили?
— Всё нормально.
Она, наклонив голову в нелепой беретке, попробовала обойти Егора, но он не позволил.
— Эй! Хотел на Новый год напроситься. У меня сложности в отношениях с моими.
Варя обождала, пока мимо них не прошла группа парней, и только тогда ответила:
— Может, из-за того, что считают тебя стукачом?
— Считают, — не стал отпираться тот. — Однажды я открыто, на комсомольском собрании заявил о поступке… Подробности не имеют значения. Ну, и в отместку пустили слух, что я не только в лицо могу прямо сказать, но и нашептать. Да, мне сложно с людьми. Но оправдываться не собираюсь.
Она оттащила его к бытовой комнате.
— А вчера, когда мы спели «Полонез» со словами «Конi — клiч „Пагонi“» и всякое другое… Нам как сказали, что ты стукач, так сегодня мы едва занятия высидели, всё ждали вызова в деканат или в комитет комсомола.
— И как?
— Нет. Пока нет.
— Деканат — это мелочно. В таких случаях следует звонить в КГБ. Что смотришь? Прямой националистический призыв к восстанию, подрыв основ государственного и общественного строя СССР. Пятнадцать лет расстрела как с куста. Страшно?
— Ты издеваешься?!
— А ты слышала о теракте в гастрономе на Калиновского? Бабки в очередях только о нём и судачат, что там убитых тьма. Вижу — слышала. КГБ по моему доносу примчится в общежитие… — он наклонился, обдав Варю дыханием. — Примчится, чтоб арестовать вас четверых! Раз песни поёте крамольные, то и бомбу заложили, больше же некому.
— Я в Москве была, — жалобно пискнула Варя.
— Так себе алиби. Бомбу заранее готовили, ты всё знала, но не донесла. Ладно, тебе двенадцать лет хватит, выйдешь по амнистии. Да шучу я! — воскликнул он, увидев, что серые глаза с коротенькими ресничками наполняются слезами, которые вот-вот нарисуют дорожки на щеках. — Короче. Я принесу выпить. Клянусь — первым выпью свой бокал, а у вас появится на меня компромат — что нарушил приказ ректора не квасить в общагах. Не выгонят из БГУ, так выселят из комнаты. Ну, среди вашей четвёрки есть стукачка?