"Фантастика 2024-180". Компиляция. Книги 1-29
Шрифт:
— Он давно уже в багажнике моей машины.
— Когда ты только успела?
— У меня есть свои маленькие тайны.
— Кстати, куда мы едем? — спрашивает Философ. — Гостиницу мы уже проехали, а к тебе домой — в другую сторону.
— Ни к тебе, ни ко мне сейчас нельзя, — отвечает Тельма. — Кайманы вряд ли успокоятся. Едем в санаторий. Там, правда, тоже сейчас кайманы, но недаром ведь мелкие птички вьют свои гнездышки возле орлиного гнезда.
— Что-то я не очень тебя понимаю.
— Там сейчас гуляет Россохин, Павел Иванович, уроженец нашего города, депутат
— Крышует, — машинально поправляет ее Философ.
— Да, крышует, — соглашается девушка.
— Откуда ты все это о нем знаешь?
— Из самых первых рук. Я его секретарь.
— Так вот значит в какой конторе ты служишь?
— Представь себе!
Тельма по своему обыкновению на полном ходу сворачивает с шоссе на второстепенную дорогу. Лучи фар на мгновение выхватывают указатель: «САНАТОРИЙ 5 КМ». Еще несколько минут сумасшедшей гонки и они подъезжают к воротам. Лихачка сигналит и створки начинают расходиться в стороны. Впереди виднеется помпезное двухэтажное здание, которое ярко освещено. Со всех сторон его окружает раскисший от сырости сад.
В глубине его белеют статуи античных богов и нимф. На широкой площадке перед парадным крыльцом стоит несколько легковых автомобилей. Из открытых окон второго этажа выплывают клубы дыма, но это не пожар. Даже в сыром воздухе ночи чувствуется запах табака. Философ и Тельма поднимаются к входной двери, откуда на них вываливается толстяк в белой, расстегнутой рубашке и сползающих с брюха штанах. Философ едва успевает его подхватить.
— Пьян до положения риз, — бормочет он, прислоняя толстяка к колонне.
— Скорее уж — до потери вдохновения. Это — Аксель Саар — известный эстонский прозаик.
— Что здесь у вас сегодня, съезд ценителей изящной словесности?
— Я же говорю — Россохин гуляет, — отзывается его спутница мрачно. — А он полагает себя покровителем творческой интеллигенции.
— И красивых девушек? — спрашивает Философ.
— Да уж… — отмахивается Тельма.
Философ настораживается.
— Слушай, а он… не того? — осторожно спросил он. — Не пристает?
Тельма злорадно усмехается.
— Куда ему… Я перед ним в конторе хожу в блузке с вырезом, в мини и вот на таких каблуках.
Девушка пальцами показывает — на каких?
— И?
— И — ничего. На полшестого.
Пьяный снова валится на Философа, но тот подхватывает того за подмышки и усаживает на скамейку сбоку от двери, и только тогда они с Тельмой входят в вестибюль. Дорогу им преграждает громила, чья нижняя, непрерывно жующая челюсть, кажется, могла бы перемолоть булыжник. Сразу понятно, что это охранник. Тельму он явно узнал, а вот на Философа смотрит угрожающе.
— Это со мной! — напряженно произносит девушка.
Громила не обращает на нее ни малейшего внимания, продолжая ощупывать равнодушным оловянным взором лицо Философа. Тогда тот поднимает левую руку, опускает манжет рукава и демонстрирует охраннику татуировку на внутренней стороне запястья. Те самые неправильной формы треугольники,
— Теперь я понимаю, почему тебя так тянет в этот пансионат, — говорю я, прерывая рассказ напарника. — Теплые воспоминания…
— Не спеши с выводами, — бормочет Граф.
— Да нет, — хмыкаю я, — просто со мною было тоже самое — пьяный на крылечке, охранник, девушка… Правда, наколки козырной у меня нет, пришлось сунуть громиле пятерку…
— Думаю и дальше будут совпадения, — проговорил рассказчик, — ибо гулянки советской элиты — не важно номенклатура это, передовики или — писатели с композиторами, похожи одна на другую… Слушай дальше… Философ с Тельмой спускаются в полуподвал, по дороге расшвыривая пустые бутылки. Сверху низвергается жизнерадостная музыка, и слышны возбужденные мужские и женские голоса.
Тельма протягивает своему спутнику ключ и говорит:
— Тринадцатый номер. Можешь без меня выпить, кайман.
— С удовольствием! — отвечает Философ, беря ключ. — А ты куда?
— Пойду покажусь боссу.
— Это надолго?
— Не настолько, чтобы ты успел без меня напиться. Мне не нужен сегодня мужик, у которого стрелки жизни сошлись в самом низу циферблата.
— Нет, похоже, все-таки сегодня съезд ценителей изящной словесности, — бормочет Философ и отправляется на поиски двери с номером тринадцать.
Войдя, зажигает свет. Апартаменты оказываются вполне шикарными. Альков с двухспальной кроватью. В остальной части помещения обтянутый черной кожей диван, два кресла, торшер, телевизор, телефон. И самое ценное — холодильник. Открыв его Философ видит бутылки с импортным спиртным, баночки с черной и красной икрой, белый хлеб в полиэтиленовом пакете, сыр, ветчину и сырокопченую колбасу. Сразу видно — деликатесы и выпивка из номенклатурного распределителя.
Вынув первую попавшуюся бутылку, Философ откупоривает ее и наполняет стакан. Понюхав выпивку, он понимает, что без закуси это не осилит. Вскрывает банку с черной икрой и достает из пакета хлеб. Намазав икорку на ломоть хлеба, одним махом опрокидывает содержимое стакана в глотку и впивается зубами в бутерброд. Ему становится хорошо и резко поднимается настроение. Повертев бутылку в руках, Философ раздумывает — стоит ли повторить? Решает, что — не стоит. Доедает бутерброд и начинает размышлять, чем бы заняться?
И понимает, что не может сидеть здесь в одиночестве, его тянет на люди, туда где пьют, пляшут, орут песни и занимаются прелюбодеянием. В конце концов, если Тельма где-то там, среди пьяни и рвани, то почему он должен бухать в одно рыло? Выйдя из комнаты Тельмы, Философ поднимается по устланной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж. Здесь музыка звучит уж чересчур громко. Все двери, ведущие в апартаменты Россохина, распахнуты настежь. Табачный дым клубами выплывает в коридор…
— Дай угадаю! — опять вклиниваюсь я. — Ты вышел и навстречу тебе попался желтолицый, словно китаец, хлыщ, который вдруг стал кривляться перед зеркалом?