"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Пран Гвен решительно постучал кулаком в дверь, ведущую в лабораторию, откуда доносились звуки, с которыми снадобья разминают пестиком в ступке, и откашлялся. Лишь бы алхимик не толок своё новое изобретение — «гремучую ртуть». С учёного станется позабыть о его убийственных свойствах и разнести взрывом половину дворца. Именно поэтому главный сыщик настоял, чтобы помещение для работы алхимика находилось как можно дальше от его собственного кабинета.
За дверью послышалось ворчание, словно заворочался разбуженный от спячки медведь с отрогов Карросских гор, а потом вместе с клубами дыма появилась всклочённая борода и торчащие во все стороны вихры Прозеро. Вонь стала ощутимо сильнее. Горбатый алхимик улыбнулся слегка растерянно, как большой ребёнок. Позади него потрескивали угли в атаноре[2].
— Собирайтесь! —
— А как же мои сублимации? — всплеснул ладонями Прозеро. На указательном пальце правой руки вздувался новый пузырь от ожога, а два старых на большом уже подсохли и покрылись корочкой.
— Никаких сублимаций! А так же никаких кальцинаций и коагуляций! — отрезал альт Раст. — Вам нравится быть убийцей?
— Как это может нравиться? — засопел алхимик.
— Вам хочется, чтобы от вашего изобретения погибли сотни людей?
— Пран Гвен… — Горбун стукнул себя в грудь, обтянутую рубакой с желтоватыми пятнами от кислоты и зелёными от медного купороса.
— Тогда собирайте все свои записи и в атанор! Уходим немедленно!
— Мы бежим из Аркайла?
— По крайней мере, мы попробуем это сделать и пусть меня сожрёт болотный демон, если я не обведу вокруг пальца любую погоню. Хотя это будет нелегко сделать…
— Ну, да… — закивал Прозеро. Он не хуже других понимал, что горбуна слишком легко опознать в дороге. Он вообще отличался отменной сообразительностью, что пран Гвен уяснил для себя за время путешествия от каменоломен. Если бы не эта рассеянность, учёный мог бы оказаться недюжинным интриганом. беда лишь в том, что предложив «навскидку» очередную хитрость, он через пару мгновений увлекался составлением нового рецепта и забывал обо всём.
— Я, кажется, придумал, как нам провести всех, — улыбнулся альт Раст. — Есть у меня для вас любопытный спутник. И даже двойник.
— А он… А этот человек согласится?
— Когда я растолкую ему своё предложение, он не просто согласится, а будет умолять меня принять от него услугу. Собирайтесь!
Через полторы дневные стражи южные ворота Аркайла миновала телега с холщовым тентом, на котором свежей краской была грубо намалёвана надпись «Силовые жонглёры братья Веттурино». Под ним на охапке соломы лежал ничком и крепко спал широкоплечий горбун огромного роста с наголо бритой головой, а над ним сидел, грызя соломину его двойник — плечистый и высоченный — в цветастом платке на голове. Так принято одеваться у кевинальского и Вирулийского простонародья. Седобородый возница, время от времени поглядывал на них и одобрительно кивал. Хотя Бриан альт Нарт наотрез отказался брить голову, во всём остальном роль фигляра давалась ему безупречно.
[1] Брасе — мера длины на Северном материке, равная приблизительно 1,82 м.
[2] Атанор — компактная алхимическая печь.
Глава 10, ч. 1
Всякий раз, проходя мимо садка с миногами, Ланс ненадолго останавливался, наблюдая стремительное движение хищных червеобразных рыбин. Иногда пытался сосчитать, но, так или иначе, получалось по-разному, но никогда — меньше восьми, и никогда — больше одиннадцати. Странные, едва ли не магические числа. Так всё же — сколько их? Восемь или одиннадцать? Твари то свивались в клубок, то разбегались по углам, мелькая в кроваво-красной из-за гранитного дна и стенок воде, как белесые молнии. Гонялись друг за другом, затевали хороводы. Но они ни единого мгновения не оставались на месте.
Как всякий образованный пран (а ведь менестрелей в Трагерской академии обучали прославленные преподаватели и, кроме музыкальной грамоты и основ игры на добром десятке инструментов, распространенных на северном материке, им давали необходимый набор знаний по логике, риторике, праву, дополняя их началами философии, астрологии и стихосложения), Ланс знал, что в основе человеческого разума лежит понятие «мысль». Воспринимая внешний мир через чувства — зрение, обоняние, слух, человек постигает его закономерности через разум, основываясь на силах ума, где окружающая каждую личность среда или «натура», как писал знаменитый лоддский философ, окончивший свои дни на костре по обвинению в ереси, фра Бокко дан Чиго из Лотрана, в виде мыслей.
В юности Ланс альт Грегор не придавал особого значения вопросам философии, полагая занятие это скучным и бесполезным, но хорошая память и вынужденное бездействие на лекциях, где молодым повесам запрещалось шалить и отвлекаться под угрозой сурового наказания, позволили части знаний зацепиться за краешек памяти и всплыть впоследствии, когда ещё не величайший в двенадцати державах, но уже достаточно известный менестрель получил удар шпаги в бок и почти месяц валялся с тугой повязкой поперёк груди, то сочиняя музыку, то размышляя о бренности бытия. Вот там ему впервые показалось, что лоддский мудрец был очень и очень прав, но не проработал идею до логического завершения. Приняв окружающую натуру в виде ощущений, осознав и осмыслив её посредством разума, человек отдаёт долг природе, обращая свои мысли в изделия труда ремесленников, творения художников и скульпторов, стихи и музыку. С тех пор его занимал один вопрос — подобны ли мысли в голове человека нотам и звукам? Ну, если проще… Имеется ли определённый набор мыслей, которые дополняя друг друга или сочетаясь различными способами, от единичного звука до сложного аккорда, по-разному влияют на чувства и состояние духа, на творения людей искусства, в конце концов. Получив разрешение от лекарей встать на ноги и вернуться к привычному образу жизни, менестрель ещё какое-то время пытался строить умозаключения, но не стал основоположником новой философской теории, ибо музыка, дуэли и женщины по-прежнему занимали его куда более, чем тихая уединённая жизнь пытливого исследователя.
А вот сейчас, на Браккаре, он вернулся к рассуждениям и умозаключениям. Слишком уж располагала к ним размеренная жизнь — вроде бы и беззаботная, и сытая, но скучная и пресная до невозможности. Завтраки, обеды и ужины, во время которых ему не позволяли надираться вином до беспамятства, хотя очень хотелось. Прогулки по внутреннему двору королевского дворца под скрытыми, но внимательными взглядами одного-двух гвардейцев. Упражнения в фехтовальной зале — чаще в одиночку, но иногда с кем-то из местных пранов, довольно охотно вызывавшихся скрестить шпаги с известным менестрелем, к тому же, аркайлцем. В утренние стражи Ланс учил его величество Ак-Орра тер Шейла музыке, вечером вёл продолжительные беседы с праном Нор-Лиссом о науке Браккарского королевства. А ночью наступала страшная пора, когда альт Грегор оставался наедине со своими мыслями. Пара кубков крепкого красного вина — и чем крепче, тем лучше! — могла бы смягчить его страдания, но увы… Браккарцы оставались непреклонны. И даже попытка подкупить слуг ни к чему не привела.
Именно здесь Ланс осознал, что надежды, будто его чувства к Реналле остывали по мере удаления от берегов материка и, наконец-то, охладели окончательно, разбились в мелкие осколки. Зелёные очи плыли перед ним в темноте комнаты — хоть зажмуривайся до вспышек под веками, хоть нет. Улыбка, каштановая прядь, выбившаяся из причёски и упавшая на висок. Лёгкий наклон головы, изящное запястье…
И тогда альт Грегор зажигал свечу, доставал бережно хранимый под подушкой рисунок. Чёрные росчерку уголка на плотной бумаге. Осторожно разворачивал, чтобы — не приведи Вседержитель! — на надорвать краешек, повредить сам набросок, начинавший бледнеть на сгибах.
Он глядел на её лицо, оставшееся далеко-далеко, за двумя морями, на северном материке, и не мог наглядеться. Вспоминал и ощущал, что воспоминания порабощают его душу, овладевают ею, как морозная зима лесами и полями Аркайла.
Шаг за шагом, мгновение за мгновеньем менестрель разбирал всю историю их знакомства, с одной стороны неудачного, но с другой — подарившего ему счастье любить, любить искренне и от всего сердца.
В чём он сделал ошибку? Почему удача вдруг развернулась спиной? Рассорился с друзьями. Нажил кучу врагов. Потерял шпагу и перстень — реликвии Дома Багряной Розы. Угодил за решётку и едва не расстался с головой. Оказался на далёкой враждебной Браккаре и вынужден жить, окружённый ненавистными ему островитянами.