"Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19

Мадоши Варвара

– Государь, непомерные амбиции помутили мой разум, иначе я узрел бы лучший выбор для моего скромного пристанища.

– Знаю, – ехидно сказал царь, – страной в действительности управляешь ты, и поэтому отнесусь к тебе благосклонно.

– Твое великодушие говорит не только о мудрости, но и глубоком уме политика.

Глубокий ум политика все рассчитал: сначала будет расчленена Вифиния, потом римская провинция Азия, затем… далеко идущие планы. Шпионы Митридата доносили из Рима, что в столице империи уже поползли вверх цены на хлеб, торговля с Востоком вянет, народ Рима запаниковал. Возможно, думал Митридат, конфликт с римскими

интересами и война убавят ресурсы его державы, но, чувствуя необузданное желание разделаться с Римом, он заставит подданных потерпеть. Его шпионы уже распустили нужные слухи, и римский народ вовсю упрекал Лукулла, как ругали его и собственные солдаты: мол ради личного обогащения он затягивает войну сверх нужного времени, собирается конфисковать имущество солдат, ослушавшихся его приказов, вот-вот войско разбежится, победы станут бесплодными, завоевания утраченными. Он, Митридат, создаст новый мировой порядок, римляне не смогут безнаказанно разорять целые страны и вывозить их богатства.

– Аретий, теперь в Азии порядки буду устанавливать я!

Все вздрогнули от таких слов тирана, но Аретий все же осторожно спросил:

– Ты собираешься быть бессмертным и всевластным?

– Умный царь Армении Тигран знает, как разбалансировать римскую политическую машину, где расставить ловушки, какие условия приведут к внутреннему разладу в Риме, а я же пойду напролом!

Аретий церемонно поклонился, сложив ладони:

– Ты, государь, великий правитель, печешься о народах Востока!

– Скажи, Аретий, – глаза Митридата загорелись хитрым огнем, – где Ариобарзан чеканит золотые монеты для Лукулла?

У Аретия сбилось дыхание, он даже позеленел.

– Государь, – наконец он проговорил, – ты видишь насквозь то, что скрыто слоями страха.

Глава 64

Дом сенатора Марка Тулия Цицерона находился у северных склонов Палатина, близ римского Форума. Цицерон, сенатор, философ и блестящий оратор, часто приглашал в свой дом известных государственных деятелей, политиков и писателей. Вот и сегодня к нему пришли Гней Помпей и Юлий Цезарь. Хозяин дома решил сблизить своего друга Помпея с Цезарем, в котором разглядел незаурядную личность и перспективного политика.

– Гней, – сказал Цицерон, обращаясь к Помпею, известному магнату и полководцу, – это Юлий Цезарь, единственный сенатор, который поддержал закон Габиния о передаче тебе чрезвычайных полномочий.

– Цезарь один против сената? Смело! – похвалил Помпей.

Цицерон продолжал:

– Закон, конечно, не прошел, но сегодня мы встретимся с людьми, которые нашли способ провести его через народное собрание.

– Великий Помпей! – Юлий Цезарь воскликнул восторженно. – Ты можешь рассчитывать на мою полную поддержку. Ты выдающийся человек, великий полководец, получивший два триумфа. Я голосовал в сенате, и также в одиночестве, за закон Манилия о предоставлении тебе командования вместо Лукулла.

– Я польщен, Юлий. – Помпей, надменный, жестокий и корыстный человек, сегодня был снисходителен и великодушен.

– Этот закон, – Цицерон развел руки, – сенат также отклонил. Но решение вопроса найдено! Я вас на какое-то время оставлю, пойду встречу новых гостей.

Цицерон вышел, а два политика продолжали разговаривать.

– Я слышал, ты, Юлий, задолжал ростовщикам много

денег? – спросил Помпей.

– Да, весь в долгах, – грустно сказал Цезарь.

– Я помогу. А если Лукулл будет отозван, а меня назначат на войну с Митридатом, все твои долги будут списаны.

– Гней, как благородно с твоей стороны!

– Цицерон видит в тебе незаурядного человека и хорошего политика, – продолжал Помпей. – Я популярен в армии, ты среди народа. Мы могли бы объединиться для наведения порядка в Риме. Конечно, и глава сената Цицерон мог бы внести вклад в общее дело. Как ты на это смотришь?

– Помпей, я думаю, как и ты!

– Цезарь, ты пока играешь малозначительную роль, но поверь, если примкнешь ко мне, станешь важной, если не первой, фигурой в Риме…

– Ну вот, я и вернулся! – улыбался Цицерон. – Гости ждут внизу. Знаешь, Цезарь, я давно связал свою судьбу с Помпея, и благодаря ему я сенатор. Нам удалось многого добиться для сословия всадников, из которого оба вышли.

Помпей с улыбкой обратился к Цицерону:

– Мы уже кое-что обсудили с Цезарем. Будем работать вместе. Ну а ты, Цицерон? Ты популярен и талантлив, присоединяйся!

Искушенный в политике Цицерон сказал:

– Мое мировоззрение не позволяет нарушать этические правила и традиции сената.

– Но кампания на Востоке принесет большие доходы.

– Надеюсь на долю доходов от этой кампании, – улыбнулся Цицерон.

– Действуя вместе в армии и сенате, среди патрициев и всадников, мы могли бы провести много законов, отвечающих интересам народа, – пытался надавить Помпей.

– Я предан народу и являюсь защитником его интересов, – пафосно сказал Цицерон. – Мое призвание – бороться с коварством тех людей, которые посягают на благополучие народа. Мне не нравится идея возрождения царской власти: это приведет к полному произволу.

– Никто и не говорит о царской власти, я лишь призываю реформировать устаревшие методы управления страной. – Помпей говорил разочаровано.

– Нет, Гней, я не буду примыкать ни к одной стороне, предпочту остаться верным сенату и идеалам республики. Друзья, прошу за мной!

Они спустились в зал для приемов гостей, где их уже ждали Домиций Агенобарб, патриций, и Гай Манилий, народный трибун.

– О, Цицерон, ты спас меня! – вскричал Манилий. – Твоя речь в суде в мою защиту была неподражаемой. Судьи, по-моему, рыдали.

– Манилий, ты важный для общества человек, и те чудовищные обвинения в растрате средств – ошибка! Друзья, у меня собрались влиятельные и видные люди Рима: Помпей, триумфатор, Цезарь, сенатор, Домиций, патриций, – Цицерон, дотронувшись до локтя патриция, намекая на особую симпатию, – и молодой Манилий, пламенный трибун. Нам есть что обсудить!

В дверях появился привратник и выжидательно посмотрел на хозяина.

– О, совсем забыл! Для вас, друзья, есть сюрприз! – Он кивнул ему.

В зал вошла жена Цицерона Теренция, честолюбивая и властная женщина, имеющая сильное влияние на мужа, а за ней шла Преция. Увидев ее, все мужчины инстинктивно подались вперед. Как всегда, эта вероломная разрушительница браков и очень образованная покровительница государственных мужей была обворожительна и неотразима. У гетеры на голове блистал венец, на руке болтался синий бархатный мешочек с завязками, а к груди она прижимала огромное яйцо. Прецию, богиню любви, представлять было не надо, ее знали все.