"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26

Шнейдер Наталья

Теоретические изыскания не мой сильный конёк, это скорее прерогатива Каца, но что касается скорости принятия решений и реактивности действий, то в этом я несомненный лидер. Это мой друг, прежде чем начинать действовать, долго думает и всё выискивает какие-то подводные камни. Иногда это хорошо, а чаще упускает возможность вовремя среагировать на ситуацию. Вот и сейчас я посчитал, что тянуть и ждать доклада штабс-ротмистра Бек-Борова о ликвидации бандитов, напавших на парадные экипажи императора, нельзя. Можно упустить главное – не узнать, кто дирижировал этим нападением и где могут находиться пособники боевиков. А они, несомненно, были и занимали высокие посты. А как, спрашивается, без этого можно было привлечь к операции броневик и автомобили? Если удастся растрясти всю эту схему, то можно реально нанести смертельный удар по главным виновникам всего того кошмара, который произошёл в 1917 году в моей бывшей реальности. По всей логике монарха,

я уже сделал реальный шаг по недопущению в дальнейшем подобных инцидентов. Поручил начальнику Петроградского охранного отделения лично заняться расследованием нападения террористов на царские экипажи. Но пускай генерал Глобачев опытный жандарм, давно работающий в охранном отделении, но он наверняка завязнет в этом расследовании. Он привык заниматься происками внутренних врагов империи, а тут наверняка замешаны внешние силы. И тех же задержанных следует допрашивать не в кабинетах охранного отделения, а тут же на месте преступления. И развязывать им язык нужно по-фронтовому – рядом с убитым террористами моим адъютантом. При этом можно на несколько секунд допустить к террористу несколько разъяренных джигитов, чтобы те помахали перед его носом своими кинжалами. Если пленных будет несколько, то можно устроить экспресс-допрос с элементами ужастика. Задавать свои вопросы при всех пленных, а того, кто будет молчать или идти в несознанку, отдать джигитам. Пускай они при всех отрежут тому, допустим, палец, а если пленный опять ничего не скажет, то разрешить джигитам поступить с врагом, убившим твоих братьев, по горскому обычаю. То есть отрезать гаду голову в назидание другим пленным, что молчать нельзя и играть по цивилизованным правилам с террористами никто не будет.

Так как я по натуре человек дела и где-то даже импульсивный, то сейчас, получив импульс, начал действовать. И такому образу действий способствовало появление в кабинете Максима. Он закончил размещать по периметру имения охрану, состоящую из бойцов мехгруппы, и явился к своему командиру продолжать исполнять обязанности адъютанта. Парень уже знал, что на кареты совершено нападение и его напарник, а также хороший приятель ротмистр Хохлов убит. Наверное, поэтому обычно жизнерадостный и позитивный Максим сейчас был мрачен и неулыбчив. Чувствовалось, что сейчас ему хотелось бить и крушить врагов, а не заниматься перебиранием бумажек и прочей адъютантской деятельностью. Вот его лицо и оживилось, когда я без всяких вопросов о размещении охраны распорядился:

– Максим, давай быстро дуй в расположение мехгруппы с моим приказом – тревожной группе в ружье, через пять минут выезд на боевое задание. Выезжаем на помощь сотне Султана Бек-Борова, на которую напали в пяти верстах от дворца. Я тоже поеду и, как обычно, в боевой обстановке на автомобиле спецгруппы. Водителем «Форда» будешь ты. В общем, действуем, как в старое доброе время на фронте. Новый шофёр пускай пока покатается в кузове – привыкает к новой службе. Спецгруппа поедет на задание в расширенном составе. Я принял решение усилить её «Опелем» ефрейтора Никонова. И ещё предупреди водителя «Роллс-ройса», чтобы он подогнал автомобиль к центральному входу. На нём вслед за «Фордом» спецгруппы к месту нападения поедет господин генерал. Министр Джонсон и господин Попов остаются здесь. Предупреди Пахома, чтобы обеспечил господам достойный ужин. Всё, Максим, действуй!

Максим с просветлевшим лицом вытянулся, отдал честь, по-уставному развернулся и, чеканя шаг, вышел из кабинета. Затем я чуть вслух не рассмеялся, по крайней мере про себя по-доброму усмехнулся, когда из открытой двери донёсся частый стук каблуков. Это ординарец, облачённый по случаю торжественного момента в парадные сапоги с набойками, побежал по паркету коридора, спеша как можно быстрее выполнить моё распоряжение. В голове тут же мелькнула самодовольная мысль: ну ты растёшь, парень. Бывшего антимонархически настроенного студента превратил в фаната императора. Который именно по своей воле, а не на публику бежит выполнять распоряжение монарха. Обалдеть можно! Неужели я действительно любим народом? А значит, хватит комплексовать по поводу того, что стал царём. Самовосхваление прервал, как обычно, Кац. Эта зараза, не стесняясь присутствующих генералов, позволила себе усомниться в решении помазанника Божьего, заявив:

– Как же так, государь, у вас завтра очень важное мероприятие – посещение Сената и официальное принятие скипетра императора. Не нужно тратить ваше время на расследование, в общем-то, незначительного происшествия. Конечно, очень жалко, что погиб ваш адъютант, но с расследованием и наказанием виновных справится и генерал Глобачев.

Больше даже играя на публику, чем рассердившись на своего друга, я, подражая Ивану Грозному из кинокомедии нашего с Кацем времени, гаркнул:

– Молчать, пёсья кровь! Как смеешь возражать царю? Будешь перечить, сгною твою англосаксонскую харю на Соловках!

От неожиданности у Каца даже челюсть отвисла. Генералы вжались

в свои стулья и отводили глаза, когда я на них глянул. Несомненно, эффект был достигнут. Теперь, по крайней мере, генерал Глобачев не посмеет мне перечить. Ну, а Кац если сейчас и обиделся, то это ненадолго. До разговора один на один. Обзовёт меня за эту выходку каким-нибудь непотребным словом, и на этом его обида кончится. Потом вместе будем смеяться над тем, как я играл роль грозного царя. А у Николая Павловича своё ко мне отношение. Ещё в Житомире он не раз был свидетелем моих нелепых с точки зрения профессионального военного поступков и распоряжений. Казалось бы, после них всё должно было пойти вразнос, но необъяснимым образом противнику было нанесено такое поражение, о котором только могли мечтать такие блестящие военные профессионалы, как Брусилов или начальник Генштаба генерал Алексеев. Один кавалерийский корпус выполнил задачу, которая была поставлена всему Юго-Западному фронту в ходе кампании 1916 года. А так как Попов был умный человек и мало доверял поступкам, выставляемым напоказ, то он и меня считал «великим комбинатором», который нестандартными действиями добивается намеченных целей. А такому человеку указывать на то, что он должен делать, ни в коем случае нельзя. Можно только, если ты заинтересован в тех же целях, помогать и стоять на подстраховке. Вот Николай Павлович и помогал мягким образом нормализовать обстановку в стране. Умно так и ненавязчиво.

Я, как настоящий монарх, который разделяет и властвует, обратился к Попову, в отличие от выкрика в сторону Каца, нарочито дружелюбным и спокойным голосом:

– Николай Павлович, пока мы с генералом Глобачевым будем разбираться с нападением бандитов на царский кортеж, вы дадите совет господину Джонсону.

Глянув с некоторым сомнением и опаской на начальника охранного отделения, я продолжил всё тем же спокойным тихим голосом:

– Ну, это сам Джонсон расскажет, в чём у него возникли затруднения. Со своей стороны даю карт-бланш и добро на любые методы решения проблем министра двора. Главное, чтобы эти проблемы не стали достоянием общественности. Одним словом, Николай Павлович, всё должно быть тихо, как в «дикой» дивизии.

Попов понимающе кивнул, а генерал Глобачев недоумённо посмотрел на меня. Как бы спрашивая – о чём это говорит император. А я подумал: да кто тебя знает, жандарм, как ты отнесёшься к идее без всякого суда и следствия ликвидировать врагов империи. Название твоей конторы, конечно, говорит о том, что вы там расправлялись с революционерами без суда и следствия, но всё это известно от тех же людей, которых якобы замучила жандармерия. Да и революции произошли в том числе от плохой работы охранного отделения. И скорее всего, из-за того, что руководство жандармерии рассуждало так же, как либеральные адвокаты. Все хотят выглядеть красиво – белыми и пушистыми. А страна из-за этого погрузилась в ад, в пучину революций и гражданской войны. Всё это говорило о недоверии к кадрам, доставшимся мне от Николая Второго. А самая, казалось бы, надёжная служба имперской власти – охранное отделение, допустила развал этой самой империи.

Внутренние рассуждения о том, что полагаться на охранное отделение чревато большими проблемами, не помешало мне очень доверительно с генералом Глобачевым поговорить, пока мы шли, а потом несколько минут ждали, пока не сформируется колонна автомобилей, выезжающая на помощь сотне Султана БекБорова. Темой беседы была проблема, которая меня сейчас больше всего волновала. И это отнюдь не финские егеря, проникшие в столицу, а поднятый самим генералом Глобачевым вопрос с переизбытком беженцев и мобилизованных, но всё ещё не направленных в войска солдат. Также я считал ненормальным дислокацию в столице и пригороде такого количество учебных частей. Вот я и пытал генерала Глобачева о работе, которую проводит охранное отделение среди этого контингента.

Анализируя разговор с жандармом, я и забрался на своё обычное место в кабине «Форда» спецгруппы. Казалось бы, оно должно было стать привычным и удобным, исходя из того, сколько времени я в нём провёл, передвигаясь по фронтовым дорогам. Но сейчас, после того как стал императором, сидеть в кабине грузовика мне стало как-то неуютно и неудобно. Анализировать причину этого долго не пришлось, ответ возник в голове мгновенно. Конечно же, парадный генеральский мундир и шинель – с галунами и прочими прибамбасами, которым я даже названия не знал. Всё это смотрелось красиво и по делу на картинах и фотографиях, а в повседневной жизни быть облачённым в эту, можно сказать, карнавальную одежду было мучительно неудобно. А куда деваться? Времени для переодевания в привычную полевую форму не было. Сожаление о нехватке времени мучило меня недолго. Его прогнала злорадная мысль, что страдаю не я один. Генерал Глобачев прибыл на аудиенцию с императором тоже в парадной форме. Да что там гости, вон Максим вертит баранку, несмотря на мешающие этому аксельбанты. А мысль о белой парадной форме, в которую был облачён Первухин, вообще вызвала у меня внутренний смех.