"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26

Шнейдер Наталья

Такими мыслями я развлекал себя те несколько минут, которые мы добирались до места нападения на кареты. Уже никто не стрелял. А когда мы переехали мост, я увидел знак, что стычка закончилась победой джигитов – на обочине дороги рядом с покрытым сажей броневиком стояла воткнутая в землю пика с нанизанной на неё человеческой головой. Увидев это, я в сердцах выругался матом, заставив вздрогнуть даже Максима, сидевшего рядом на водительском кресле. Такого оборота он, наверное, ещё не слышал, хотя и возил меня по фронтовым дорогам. Всплеск негодования был вызван мыслью о том, что поездка на место боя оказалась напрасной. Никаких пленных нет. И допрашивать по горячим следам некого. Ингуши в ярости от того, что погибло много их собратьев, порубали шашками всех бандитов, а у главаря отрезали голову и нанизали её на пику. В долговременной памяти Михаила такие эпизоды присутствовали. И сопровождались они пояснениями, что так джигиты поступали, если в ходе боя погибало много их соплеменников. Сейчас

именно так и произошло, но я не тот Михаил, который такие случаи списывал на дикость кавказцев, во мне всё ещё сидел сержант, которого учили наводить порядок среди распущенных на гражданке новобранцев. И главное в этом деле было не психовать и, как бы тебя ни глушила злоба, не срываться на матерные выражения. То, что выругался матом при Максиме, это ладно, а вот при джигите поминать мать нельзя ни в коем случае. Вот с такими мыслями я выбрался из кабины «Форда». Увидев императора, гарцующие рядом с автомобилем спецгруппы джигиты были поражены, что выразилось в спешивании с лошадей и снятии лохматых папах. Я не успел даже поприветствовать встречающих меня всадников, как появился их командир штабс-ротмистр Султан Бек-Боров. Вот его я и хотел пропесочить за низкую дисциплину его подчиненных. Зря я, что ли, ещё с Житомира на каждой встрече с офицерами Туземной дивизии говорил им о необходимости взятия в плен хотя бы нескольких солдат противника, даже если потери всадников огромны!

Весь мой пыл воспитателя и поборника дисциплины был скомкан, а затем испарился после второй фразы штабс-ротмистра. В первой он приветствовал императора, а во второй доложил:

– Ваше величество, учебный прогон церемониальных карет был нарушен нападением хорошо вооружённой банды террористов. Третья сотня Ингушского полка дала достойный отпор бандитам. Уничтожен вражеский броневик и большая часть пехоты противника. Взято в плен пятеро бандитов. Правда, они все раненые, но отвечать на вопросы способны. Наши потери – двадцать три всадника и два офицера. Из них убиты девять нижних чинов и один офицер.

Эта информация в очередной раз заставила пересмотреть свои взгляды на кавказцев. Не такие они и дикие, а вполне дисциплинированные солдаты и чётко следуют приказу. Хотя нанизанная голова на пике продолжала меня смущать и заставляла несколько не доверять словам штабс-ротмистра. Ведь я знал, что джигиты Туземной дивизии не отрезают головы у уже мёртвых врагов. Чтобы прояснить для себя эту неувязку, я спросил:

– Султан, а как понимать вот это?

И пальцем показал на пику с отрезанной головой. Бек-Боров тут же ответил:

– Этого бандита в форме подпрапорщика, джигиты достали из начавшего гореть броневика. Он был еле жив и бесполезен для допроса, и я разрешил своим джигитам провести победный ритуал. Из броневика достали ещё одного живого бандита. Он был только оглушён взрывом гранаты и сейчас ожидает своей участи с другими пленными. Аллах помог твоим нукерам, и мы принесли ему в жертву тех шайтанов, которые по причине ранений уже были бесполезны для допросов. Всем перерезали глотки, а голова самого старшего по званию шайтана теперь служит предупреждением злым духам сторониться правоверных и тех, кому они преданы. Аллах акбар!

Ну что тут можно было сказать? Оставалось поблагодарить штабс-ротмистра за службу. А так как в долговременной памяти Михаила имелись воспоминания о том, какими словами великий князь благодарит горцев, то я и воспользовался этим опытом. Получилось несколько напыщенно, но по лицу Султана Бек-Борова я понял, что произнёс именно те слова, которые были нужны.

Спрашивать, где находятся захваченные пленные, я не стал, и так понял. Недалеко от расстрелянных карет заметил трёх всадников, они никуда не спешили, а их кони мирно щипали траву. Остальные джигиты собрались позади своего командира и пытались расслышать, о чём штабс-ротмистр беседует с самим императором. А я специально говорил громко, чтобы как можно больше джигитов услышали слова императора о том, какие они герои. Как царь, узнав, что на его нукеров напали бандиты, бросился их выручать, но оказалось, что джигиты такие воины, что никакая помощь им не нужна. Порубали всех коварных врагов, да ещё и броневик уничтожили. То, что джигиты слышат и понимают, о чём я говорю их командиру, и то, что мои слова им по душе, было понятно по нарастающему гулу со стороны собравшихся за спиной штабс-ротмистра джигитов. Поняв, что настроение всадников поднято, я, обращаясь к Бек-Борову, сказал:

– Ну что, штабс-ротмистр, давай приказывай своим всадникам, чтобы пригнали захваченных бандитов к подбитому броневику. Хочу глянуть на этих подонков, посмевших напасть на царские кареты. Заодно и допросим этих уродов. А нанизанная на пику голова одного из них, думаю, будет способствовать откровенности. Да, и ещё, Султан, включи в охрану этих задержанных шайтанов какого-нибудь джигита пострашней, и чтобы он был готов по моему приказу отрезать голову тому бандиту, который не даёт показаний. Задача ясна?

– Так точно, ваше величество! Сейчас схваченных бандитов доставят в указанное вами место.

Бек-Боров повернулся к джигитам и начал отдавать приказания. А я, пригласив начальника Петроградского охранного

отделения следовать за собой, направился к остову броневика. При этом приказал Максиму выдвинуть «Форд» спецгруппы на полверсты вперёд и задерживать там всех направляющихся в Гатчину людей. Заслон перед мостом через реку Ижора я поручил организовать Первухину. Нужно было обеспечить спокойную обстановку в ходе веде ния допроса. Посторонним даже знать не нужно было, что на царские кареты было совершено нападение. В Петрограде и так было неспокойно, и не стоило, чтобы информация о нападении террористов на царский кортеж присутствовала в городских сплетнях. Конечно, полностью эту информацию не утаишь, но её нужно подать грамотно, в правильном русле. Об этом служба Каца позаботится – не зря же у КНП было несколько прикормленных газет. Я посчитал этот вопрос настолько важным, что дал задание Максиму и Первухину и, пока шёл к броневику, формулировал для себя послание, которое собирался направить оставшемуся в Гатчине Кацу. Вот как высоко я оценивал общественное мнение, что посчитал нужным, чтобы мой друг начинал пропагандистскую работу, не дожидаясь того, когда всё закончу и вернусь в свою резиденцию. Нужно было опередить волну слухов, которые в силу трудностей, испытываемых империей, наверняка будут паническими. В Гатчине имелась телефонная связь с Петроградом, и Кац сможет связаться с КНП и поручить штатным пропагандистам подготовить и распустить нужные нам слухи о нападении бандитов на кортеж императора. Зная своего друга, могу предположить, что слух будет наверняка фантастическим. Что враги (скорее всего, это будут социалисты), подкупленные германскими генералами (проигрывающими Михаилу в открытых схватках), подло напали на ничего не подозревающего царя. Но в очередной раз помазанник Божий с помощью преданных ему воинов одолел тёмные силы. Воины света так любят Михаил, что не раздумывая загораживают его своими телами от пуль врагов. Так было два месяца назад, когда простой казак Василий пожертвовал жизнью, загораживая своим телом тогда ещё великого князя Михаила Александровича. А сейчас так же сделал ротмистр Хохлов. Вот такой слух, скорее всего, запустят в народ специалисты из КНП. А в газеты отдел печати Смольного направит более официозную информацию, но идея, заложенная в ней, будет такая же, как и в слухах – сам Бог хранит императора. А значит, победа будет за ним. Эти выводы о действиях КНП возникли не на пустом месте. Кац как-то рассказал мне, какие задачи поставлены перед пропагандистскими службами КНП. И как они методично и последовательно выполняют эти задачи.

Когда мы с генералом Глобачевым подошли к сгоревшему броневику, солдаты уже заканчивали оборудование площадки для допроса. Присутствовал и унтер-офицер Угрюмов. Этот боец спецгруппы был, можно сказать, моим персональным специалистом по допросам. Меня впечатлило, как он развязывал языки финским егерям, да и поднявшим мятеж на станции Лазаревская латышским стрелкам. Вот я и приказал, перед тем как спецгруппа уехала на задание, чтобы унтер-офицер остался для проведения допросов. Он и выгружал из «Форда» спецгруппы скамейки и походный столик, которые сейчас устанавливали солдаты. И естественно, под руководством Угрюмова. Я не стал ждать, пока площадку полностью подготовят, а собственноручно пододвинул одну из скамеек к столу и уселся писать послание Кацу. Слава богу, писал карандашом и в блокноте, поэтому дело шло – не нужно было мучиться с перьевой ручкой, чернильницей и промокашкой. Закончив, отправил это послание с одним из джигитов Бек-Борова в Гатчину. До императорской резиденции было недалеко, и не имело смысла гонять туда автомобиль. В последнее время я стал расчётлив и после заклинивания двигателей двух автомобилей стал беречь моторесурс и довольно дефицитный в нынешнее время бензин.

Только я отослал депешу Кацу, как конвойные джигиты пригнали пленных. Именно пригнали, стимулируя их ходьбу нагайками. Любой правозащитник двадцать первого века упал бы в обморок, видя такое обращение с окровавленными, еле идущими людьми. Практически все они были ранены, а идти могли только придерживая друг друга. Без содрогания смотреть на эту процессию было трудно. К счастью, я не был правозащитником и большим гуманистом, а после того, как увидел трупы убитых этими бандитами джигитов и многочисленные кровавые пятна на дороге, в моей душе при появлении еле ковыляющих террористов, подгоняемых плетками джигитов, возникло только чувство торжества. А ещё злости на уродов, убивших таких ребят, как мои всадники. А ярость на ковыляющих гадов, лишивших жизни Хохлова, вообще зашкаливала.

Вот с таким чувством я смотрел на пленных бандитов, выбирая сакральную жертву, которую принесу за своего ординарца. Так думало сердце, а холодный рассудок, соглашаясь с этим, готовил логическое обоснование для такого, можно сказать, жертвоприношения. Логика говорила, что нужно выбрать самого упёртого, не сломленного своим пленением бандита, задать ему пару вопросов об организаторе этого подлого нападения, на которые террорист, естественно, не ответит, после чего отдать его джигитам. И чтобы пленные бандиты видели, как тому отрезают голову. После этого следует допросить самого неуверенного бандита, у которого бегают глаза и он с содроганием смотрит на отрезанную голову своего бывшего подельника.