"Фантастика 2025-78". Компиляция. Книги 1-15

Закалюжная Людмила

Кто-то снизу пытался хватать его за ноги, но он не обращал на это внимания, с легкостью вырываясь из осклизлых пальцев, щупальцев, языков, ласт, псевдоподий и прочих конечностей. Да и берег приближался куда стремительней, чем он предполагал. Казалось, сделано всего несколько шагов, а вот оно – нагромождение черных валунов, с которых медленно стекает такая же черная грязь, разводами и фонтанчиками вливаясь в полупрозрачную алую светящуюся жижу океана. Последний прыжок, и вот – под ногами твердая поверхность. Только впереди полная тьма. Куда идти? Надо было спросить у адмирала. Но, скорее всего, тот сам

бы сказал, если бы точно знал направление. Или это должно быть слишком очевидно. Этим путем уже ходили многие – и Первый Капитан Тортуги, и Ингрид с Фешенмуна, и еще десятки или даже сотни будущих повелителей миров. Следов не могло не остаться.

Но все оказалось еще проще, чем казалось. Едва глаза привыкли к темноте, стала видна уходящая вдаль вереница светящихся пятен – как будто кто-то, выбравшийся из этого алого «бульона», то ли прошел, то ли прополз, то ли пролетел туда, во тьму, оставляя за собой эти флуоресцирующие лужицы. Едва ли этот след мог тянуться до конечной цели, но он хотя бы указывал направление. Стоп! А стоит ли быть таким доверчивым? Может быть, это ложный след? Даже если Хаос настолько незамысловат, как утверждает Аруга, то козней конкурентов никто не отменял. То, что примитивно, может быть смертельно опасным. Именно потому, что примитивно. Вылезет, например, из скалы какое-нибудь тупое каменное чудовище, наступит и не заметит. Мокрого места не останется…

Скальный выступ слева от тропы шевельнулся, и с него с грохотом посыпались камни.

Так! Пожалуй, стоит попридержать воображение. Нет ничего опаснее собственных страхов. Особенно здесь. Особенно сейчас.

Дальше он шел, стараясь ни о чем не думать. Как ни странно, лужицы светящейся жижи не тускнели, а наоборот, становились все ярче. Это явно был свежий след, и тот, кто его оставил, вероятно, двигался медленнее и медленнее, словно раненый зверь, теряющий силы.

Сколько прошло времени с того момента, когда он «взял след»? Час? Два? Вечность? Движется ли вообще время через это проклятое место или обходит его стороной? Не важно. Главное идти вперед и не терять терпения. И беречь голову. Никого не впускать и ничего не выпускать. Никакой игры воображения. Никаких мыслей и чувств. Тишина. Режим молчания! Сон разума. Сон разума порождает чудовищ! Откуда это?! Неважно… Не спать! Ни о чем не думать…

Сначала на каменистой тропе появились шматки скользкой черной грязи, а потом она постепенно начала превращаться в болото. Светящиеся следы стали более тусклыми и размытыми. Казалось, еще несколько шагов – и все… След исчезнет совсем, и Матвей останется один посреди кромешной тьмы. И что дальше? Куда идти? Что делать? Но любая дорога рано или поздно кончается, а значит, надо просто идти вперед,

Вдруг кто-то схватил его за ногу и до боли сдавил лодыжку. Из болота высунулась какая-то скользкая лапка со сточенными коготками и вцепилась в него мертвой хваткой. Потом на поверхность всплыло лицо.

Он узнал ее. Цинь Цзянхун, революционерка, приговоренная к смертной казни в двенадцати мирах за терроризм и организацию массовых беспорядков. Так, по крайней мере, было написано в досье, что подсунул ему Фернандо. Правда, черты лица были лишены прежнего изящества, они растекались, превращаясь в аморфный студень, лишь глаза и губы уверенно

держали былую форму.

– Я хочу… – прошептали губы, из которых повалил черный удушливый дым, и ее мерзкая лапка поползла вверх, змеей обвивая его левую ногу.

Испытывая скорее отвращение, чем страх, Матвей вырвался и помчался прочь – во тьму, не разбирая дороги. Куда кривая выведет…

Теперь, когда больше не было светящихся следов, оказалось, что мрак вокруг не так уж и непрогляден. Из болота торчали едва заметно флуоресцирующие стебельки, и благодаря им были видны кочки, торчащие из грязи валуны, и, главное, они обозначали края черной полосы, где растительность была вытоптана теми, что уже однажды прошли здесь – то ли несколько столетий, то ли считаные минуты назад.

Вдруг из-за спины донеслось размеренное хлюпанье. Матвей оглянулся. Оказалось, что Цинь преследует его. Теперь она выглядела, как крупная амеба, на передке которой еще проступали глаза и губы. Она беспомощно шлепала лапками о грязь, но движения ее становились все медленней, и теперь она с трудом переползая через каждую кочку. Командор на всякий случай поднял первый попавшийся камень и швырнул его в ползущую следом бестию. Камень шлепнулся у нее перед носом, забрызгав черной грязью то, что когда-то было лицом.

– Ну и вали… – совершенно отчетливо произнесла Цинь, прежде чем окончательно потерять форму и начать скатываться обратно вниз по тропе, оставляя за собой все те же лужицы алой жижи.

Прощай-прощай, красотка. Когда-то ты была хороша, и власть, что была дана тебе природой, открывала двери сильных мира сего, а слабые падали ниц перед тобой, готовые исполнить любую твою прихоть, ничего не прося взамен. А теперь ты – ничто, всего лишь бессмысленный сгусток разлагающейся плоти…

Прощай-прощай, красотка. Лучше бы тебя не встречать. Ты показала, как сила становится слабостью, как иссякают желания, как подступает небытие. Ты показала, как уязвимы сильные духом и крепкие телом.

Прощай-прощай, красотка. Все кончается, в том числе и жизнь. А что есть жизнь? Подмостки, где разыгрывается затянувшийся фарс! Мы рождаемся, но вынуждены жить без того, что дает жизни смысл – без любви и покоя. Но пробужденный разум не приемлет бессмысленности, которая порождает уныние, подавленность, неуверенность в себе, тревогу, что превращает жизнь в сплошное мучение и непримиримую борьбу с самим собой. И уйти из нее мешает лишь одно – страх смерти, после которой не будет ничего: ни мыслей, ни чувств, ни желаний – только вечная пустота.

Снова чужие скользкие мысли копошились в голове, и командор ускорял шаг, надеясь убежать от них. Но болото становилось все глубже и непролазнее, а светящиеся стебли по обочинам едва различимой тропы поднимались все выше, колыхались, хотя здесь не было и намека на ветер, сплетались, перешептывались. Теперь можно было смотреть вперед, где лента тропы извивалась в океане слабого лилового свечения. А еще проявилась ломаная линия горизонта, как будто над ней занимался едва различимый серый рассвет.