Фантазии Старой Москвы
Шрифт:
Своды у подвала округлые, старец говорит, дом еще с каких-то донаполеоновских времен, переживший пожар. Что такое "донаполеоновские времена" Юрка не знает, но ему представляются какие-то страшные ящеры и динозавры, гуляющие по полям. А вот "пожар" для мальчика – нечто непонятное: пацан в курсе, конечно, что случилось с его близкими предками, но ни одного пожара наяву он еще пока не видал. Может это налет Змея Горыныча? По правде, Юрка так не смог научиться любить мамку с родным дедом, они ж все время в отходах. Подымала его бабка Софья, старуха вредная, жадная и тупая.
Феодосий утверждает, что де якшается с духами Старой Москвы, даже с духом какого-то Ленина, который якобы хвалился деду, что танк у своей могилы остановил. Особенно часто по словам Феодосия на Лубянку завитывает дух какого-то Железного Феликса. Это что ли такой трансформер… Юрка полагает, эту фигню старец придумал для статуса. А впрочем пущай трындит: чем бы старый не тещился…
Всякая лафа имеет обыкновение заканчиваться. Посередь ночи в подвал нагрянули такие полицаи, которых Юрка еще не видывал. Они были красивые, огромные и статные как настоящие супермэны. С матом бугаи согнали всех в центральный каземат (там камбуз) и поставили улов на колени. Обитатели вели себя как сонные мухи, ведь контингент привык ко всему. В смысле плохому - хорошего здесь не ждут.
Не самый внушительный, но ведущий себя как бонза полицай убедительно и спокойно произнес:
– Нам нужен глухонемой чуваш. Где он прячется.
Народ безмолвствовал. Действительно: И-о среди улова не было, ушмыгнул, зар-раза.
– Будьте благоразумны, ребята. Сдадите искомое - вам же лучше будет.
– Куда уж лучше...
– Съязвил один из обитателей.
– Пеняйте на себя, идиоты.
"Идиоты" стояли стадом, глядели на ментяр ненавидяще и одновременно внутренне ликующе. Каждый думал: "Ну, слава те Господи это не за мной!" Мальчик же, положив голову на дедово бедро, додремывал.
– Погоди, начальник!
– Воскликнул старец.
– Вон там, в подклете глянь...
В подвале есть такой потаенный куток - именно для таких вот случаев. Беглого дворника выволокли, при этом несколько раз больно ударив. У-у смотрел затравленно и обреченно, как будто он - поросенок, которому сейчас отсекут яйца. Старший мент выволок чуваша на свет, сверил личность с картинкой на своем телефоне. Удовлетворительно хмыкнул.
– У-у-ы-э-э-э...
– Промычал несчастный, за что получил под дых.
– Молодец, старикан.
– Назидательно произнес начальник.
– Заморыш твой?
Юрка перепугался. Уму уже захотелось запричитать: "Д-я-яденька, самы мы ня мэ-э-эсныя...", но перебил дед:
– Внучок, гражданин начальник, мы с дяревни...
– Да ладно. Все мы с дяревни. Се ля ви.
Иону поволокли наружу. Тот по своему обычаю мычал, наверное прощался. Казалось бы, инцидент исчерпан, но далее последовала самая неприятная процедура - тотальный шмон. Полицаи бесцеремонно выкидывали вещи на пол и брезгливо в них копались. Обыскивали и людей, причем творили это безобразие со знанием дела и предельно грубо.
– Креста на тебе нету, сынок.
– Есть.
– Ответил бугай.
– Вот, смотри.
– Блюститель Закона вынул из грудков золотой крестик, на золотой же цепи.
– Да не крест это у тебя. Аксессуар.
– Там, наверху и без тебя разберутся.
– Разумно ответил правоохранитель.
Обитателей поодиночке стали выводить наружу. Необычное продолжение, такого раньше не случалось. Кто-то покорно не сопротивлялся, некоторые возбухали, за что получали дубинами по всем местам. Последними оставались старик с мальчиком. Их трогать не стали, но неожиданно вежливо попросили освободить помещение. Главный полицай надменно произнес.
– А вы гуляйте. Пока. Подвал будет опечатан, и молите Бога и советскую власть, что для вас все так обошлось.
Так два человека - тот, у которого все позади и тот, у которого в жизни все еще только (будем надеяться) начинается, очутились на улице. Всех же остальных закинули в грузовики с решетками и отправили в неизвестность.
Между тем на улице ветрило гонял мокрый, налипающий на хари снег. Накатило чувство нелегкой досады, перемешанное со страхом. Впервые мальчик отчитал старика:
– Фигли ты добился своим этим прогибом... эх, деда, деда.
– Цыц!
– Погасил попытку доминирования Феодосий.
– В твоей жизни еще не раз такое будет, что ты потеряешь добро. Даже и волю потеряешь. Но не теряй веры.
– Да что это за вера у тебя такая.
– В небо, в небо вера.
– Вот и посмотри на это свое небо. Как оно нас лас-кает.
– Да, это может и неприятно. Но мы же его ощущаем, оно с нами. Жаль конечно, увидеть уже не смогу.
– В том-то и дело...
Во двор въехала еще одна ментовкая машина. Вышел знакомый полицай, из овэдэ Басманный, виноватым тоном заявил:
– Не обессудь, старик. Ребята с главка, у них установка соответствующая. Чуваш и впрямь кому-то там насолил, и разбираться уже не нам. Лавочка ваша закрыта. И так уж от души попользовались, благодарите судьбу. Ну, вы гуляйте, что ли. И да: пацанчика не погуби. Щисливо!
– Мудило.
– По-взрослому выругался пацан, когда пузатый блюститель втиснулся в теплый ментовоз.
– О, Господи, Господи, духи небесные...
– Причитал дед.
– И что же говорят твои духи, деда?
– Издевательски спросил малыш.
– Духи не говорят - зрят.
– На кой хрен тогда они нужны...
Старшее поколение промолчало, что конечно не в его манере. Дед и мальчик поплелись в подземный переход под Лубянкой, по крайней мере там сухо. Не задалось: полусонный сотрудник метрополиции молча, не вступая в дискуссии вытолкал бедолаг на волю стихии, которая все не унималась. На той стороне Лубянки вожделенными огнями светился Дворец Детских Радостей. Вот ведь как бывает в жизни, размышлял Юрка, кажется, здорово повзрослевший в эту ночь: одним все, другим хрен без масла.