Фантом памяти
Шрифт:
– Ну почему же о себе?
– Я еще пытался протестовать, хотя слова Бегемота больно резанули меня: я вдруг понял, что это правда.
– Не о себе, а о Верочке, о ее такой трагической и нескладной жизни.
– Не обманывайте себя, Андрей Михайлович, - негромко прогудел Бегемот.
– Мы с вами обсуждаем вашу сестру не первый день, и я четко вижу, что она вам не интересна. Да, вы очень любили ее, вы тяжело переживали ее уход из жизни, вам всегда было ее безумно жалко, но она никогда не была вам интересна. Вам интересна ваша собственная реакция на события в ее жизни, вам интересно, почему в этот момент жизни вы рассердились на нее, а в другой момент пожалели, а в третий - испытали еще какие-то эмоции. Вспоминая жизнь Веры Михайловны, вы разбираетесь сами с собой. Это хорошо, это очень полезно и для духовного роста, и из чисто практических соображений
Ну уж нет, вот этого-то я совсем не хотел! И молча признал абсолютную правоту Бегемотика.
Что ж, книгу о Верочке писать нельзя, а книгу о милиции откровенно неохота. Мне мешал страх. Пока я не пойму, что именно есть такого опасного в собранных материалах, я не смогу преодолеть паралич, который буквально сковывал мои пальцы, стоило мне открыть крышку ноутбука и прикоснуться к клавиатуре.
И тем не менее что-то во мне зрело, какой-то текст неуклюже вертелся в сознании и пробивал маленьким клювиком хрупкую скорлупу моих давно установленных правил: никогда не начинай писать, если до конца не понимаешь, что это будет как по жанру, так и по форме, не говоря уж о содержании.
И наступил момент, когда скорлупа если не полностью рассыпалась, то, по крайней мере, от нее отвалился приличный кусок, и через образовавшееся отверстие пролез наружу странный отрывок непонятно чего...
"Земную жизнь пройдя до середины, я очутился в сумрачном лесу..." "До середины" или "до половины"? Эти строки назойливо лезли мне в голову, ритмично постукивая в пульсирующий от боли лоб, и я никак не мог вспомнить точно, какое же именно слово стояло у Данте. Чем дальше я углублялся в мрачный сырой лес, тем более важным казалось мне вспомнить весь отрывок дословно. Наверное, я просто боялся. Я так долго шел по этому темному влажно шуршащему лесу, что немыслимым казалось повернуть назад, ведь наверняка опушка где-то рядом, а значит, рядом люди, жилье, автотрасса. И кой же черт занес меня сюда? Сначала, кажется, я просто задумался и не особо вникал, куда и в каком направлении иду, потом стало любопытно, потом страшно. И что теперь?
В этот лес я вошел впервые. Вообще-то я уже без малого две недели жил в очаровательном кукольно-сказочном поселке на берегу озера, куда меня выслали из продымленного шумного мегаполиса залечивать раны после очередной кровавой битвы за мое бесценное здоровье. Для моего жадного до денег семейства мое здоровье действительно было бесценным, ведь не будь его - я превращусь в инвалида, не способного зарабатывать деньги и всех их содержать, оплачивая не только насущные их потребности, но и прихоти, порой чрезмерные. Но я безропотно платил за все, ибо таким нехитрым, старым, как мир, способом покупал себе свободу. Свободу от людей, которые, не будь моих денег, стали бы требовать от меня внимания, любви, заботы и прочих душевных затрат. Я же предпочитал отделываться затратами финансовыми. И когда после тяжелейшего приступа болезни врачи категорически потребовали, чтобы я как минимум полгода пожил вдали от города, в покое и тишине, подышал чистым воздухом и как можно больше спал, я не стал особо возражать. В тот момент у меня не было никакого контракта, я никому не был обязан через определенный срок представить новую партитуру, и я уехал со спокойной душой, втайне лелея надежду написать, наконец, ту музыку, какую мне хочется, а не ту, которую от меня ждут постановщики мюзиклов.
Дней десять я ограничивался лишь короткими прогулками вдоль берега озера, чтением газет и обдумыванием сюжета, который ляжет в основу либретто для моей рок-оперы. А сегодня неведомо каким образом оказался в этом свинцово-сером лесу, окраина которого видна была из окна моего дома. И брел по нему с тупым упорством отчаявшегося, потерявшего надежду человека. Когда-нибудь этот лес должен кончиться, он не может тянуться вечно...
Часа через два меня начало знобить от сырой прохлады, еще через какое-то время невыносимо разболелась голова. Кажется, снова подскочило давление. Ноги постепенно наливались усталостью, и даже эта усталость казалась мне влажной и оттого еще более тяжелой. Мне сорок пять. Так все-таки это половина жизни или середина? И есть ли разница
Что это? Мне померещилось или действительно впереди, среди темно-серых кустов, мелькнуло что-то ярко-желтое?
Я сделал несколько шагов в направлении цветного пятна и с изумлением увидел девочку лет двенадцати-тринадцати в джинсах и ярко-желтом свитере, сидящую на стволе поваленного дерева. Я подумал было, что она тоже заблудилась, но уже через мгновение понял, что ошибся. В ее позе, в ее руках, в слегка склоненной голове не было напряжения, вызванного страхом или усталостью. Девочка, казалось, вслушивалась во что-то внутри себя и тихонько улыбалась. В моих ушах на мгновение возникла музыкальная тема для флейты и тут же исчезла.
При моем приближении девочка повернула голову и посмотрела на меня без всякого удивления.
– Привет, - произнес я как можно мягче, чтобы не испугать ее.
– Здравствуйте, - вежливо откликнулась она.
– Мечтаешь?
– Нет, я никогда не мечтаю. Просто думаю.
– Я тебе помешал?
– Да, немного. Вас проводить?
– Куда?
– глупо спросил я, растерявшись.
– В деревню. Вы же заблудились.
– Как ты догадалась?
– Вы не из нашей деревни, значит, вы из поселка. Из поселка в нашу деревню есть короткая дорога через лес, очень удобная, все по ней ходят. А вы идете совсем по-другому, значит, вы той дороги не знаете. Значит, вы здесь в первый раз и заблудились. Я почти каждую неделю кого-нибудь здесь встречаю, вы не первый.
Голос у девочки был монотонным и каким-то глуховатым, лишенным эмоций. Если бы таким голосом разговаривала взрослая женщина, я бы дал голову на отсечение, что у нее тяжелейшая депрессия. Но у ребенка, да к тому же одетого в такой солнечно-желтый свитер...
– А далеко до деревни?
– Минут пятнадцать, если знать правильные тропинки.
– А до поселка?
– Отсюда? Очень далеко. Если возвращаться назад с этого места, то до поселка несколько часов идти, даже если знать дорогу и не плутать. Нужно сначала выйти в деревню, пройти вдоль леса до короткой дороги и по ней идти в поселок, тогда будет быстро. А отсюда долго.
В географии я не силен, да и с пространственным воображением у меня плоховато, но все равно объяснение девочки показалось мне странным. Как-то с трудом верилось, что через один и тот же лес можно пройти очень быстро, а можно идти несколько часов.
– Ну что ж, - обреченно вздохнул я, - тогда пошли в деревню. У вас там есть что-нибудь вроде бара или кафе? Мне нужно отдохнуть, поесть и обсохнуть, я весь вымок в вашем лесу.
Девочка молча кивнула и тяжело поднялась с корявого поросшего зеленоватым мхом ствола. Так же молча, не произнося ни слова, она пошла вперед, и мне оставалось только послушно двигаться следом.
Деревня появилась передо мной внезапно, словно в театре за одну секунду сменили декорацию. Ведь только что меня окружали серо-коричневые ветки, а ноги утопали в черно-коричневой опавшей и полусгнившей листве, и вот уже я иду по твердому грунту по направлению к переливающимся неоновым вывескам. Я пожалел, что не надел очки, но я никогда не беру их на прогулку. Теперь же из-за близорукости я не мог с большого расстояния прочесть ни одну вывеску.
– Ты покажешь мне, где у вас бар?
– повторил я свою просьбу молчаливой спутнице.