Фасолевый лес

Кингсолвер Барбара

Лу Энн вдруг спохватилась, осознав, что для бабушки Логан что «Эн-Би-Си», что фасоль пинто – все равно.

– Но потом привыкла. И мальчика жара нимало не беспокоит.

Она подняла малышу подбородок указательным пальцем и заглянула в затуманенные голубые глаза.

– Наш Дуайн Рей – настоящий тусонский парень, верно?

Лу Энн родила не на Рождество и даже не днем позже. Дуайн появился на свет утром первого января, всего на сорок пять минут опоздав, чтобы стать «Первым младенцем года» в больнице Святого Иосифа. Лу Энн потом думала: если бы она поэнергичнее тужилась,

то обеспечила бы себя бесплатными подгузниками на целый год – таков был приз для первого ребенка года от Службы «Последний доллар», и они были бы очень кстати, особенно теперь, когда ее копилка, где лежали деньги на стиральную машинку, почти опустела, потому что ее содержимое перекочевало в карманы соседских детишек.

– Не возьму в толк, как можно ростить табак без дождя! – не унималась бабуля Логан.

– Да здесь табак и не выращивают, – сказала Лу Энн. – Здесь и полей-то почти нет. Только фабрики и заводы. А еще туристы приезжают зимой, когда в горах очень красиво. Мы бы вам все это показали, если бы вы так не торопились уезжать.

Ребенок вновь кашлянул, и Лу Энн принялась качать его.

– Вообще в январе обычно не так жарко, как сейчас. Ты же слышала, бабуль, как по радио сказали, что в этом году у нас самый теплый январь за все время наблюдений.

– Ты даже говорить стала иначе. Так и знала, что станешь задаваться!

– Но, бабушка, это неправда!

– Не спорь со мной, детка! Я же слышу. Ты, пожалуй, и ребенка научишь, будто вся твоя родня – деревенщина и неучи.

Вошла Айви, неся с собой пакеты с едой и свой чемодан, перехваченный кожаным ремнем. Лу Энн узнала ремень – этим ремнем ее порол отец, когда был жив.

– Детка! – сказала Айви. – Не давай маме Логан опять тебя грызть. Нам пора в дорогу.

– Скажи Айви, чтобы занималась своими делами, – отозвалась бабушка Логан. – А я буду заниматься своими. Вот, я кое-что припасла для твоего малыша.

Достав свою старую бархатную сумку, когда-то бывшую черной, а теперь, со временем, порыжевшую и потертую вокруг замка, она открыла ее и, запустив внутрь свои медленные опухшие пальцы, принялась рыться. Лу Энн старалась не смотреть.

Наконец бабуля Логан извлекла оттуда бутылку из-под кока-колы, наполненную какой-то мутноватой водой. Погнутая металлическая крышка была прижата к горлышку и обернута несколькими слоями целлофана, а вокруг целлофана была намотана бечевка.

Лу Энн вновь переложила ребенка на бедро, заправила прядь волос за ухо и свободной рукой взяла бутылку.

– Что это? – спросила она.

– Вода из реки Таг-Форк, чтобы окрестить твоего ребенка.

Вода в бутылке казалась беловатой и холодной, а на дне ее скопился мелкий коричневый осадок.

– Помню, когда тебя крестили в Таг-Форк, ты была совсем крохой, всего боялась. Священник еще даже не окунул тебя, а ты уже так разоралась! Божечки, как сейчас помню.

– Здорово, бабуль! Ты помнишь то, чего не помню я.

Как, интересно, себе представляет это бабушка – крещение в бутылке из-под кока-колы? Да и вообще, изначальный план состоял в том, чтобы просто брызнуть на Дуайна Рея водой, как это заведено у католиков, но бабушка умрет,

если об этом узнает. Впрочем, теперь, когда Анхель ушел, даже эта идея оказалась под вопросом.

– Куколка! – сказала Айви. – Мы готовы. Ох, как не хочется уезжать! Дай-ка мне еще раз подержать своего внука! Смотри, Лу Энн, чтобы он хорошо кушал. У меня всегда было много молока для тебя и твоего брата, но ты не такая плотная, как я. Никогда не была полненькой. Не моя вина, что ты никогда не съедала все, что перед тобой ставили.

Она взяла ребенка и покачала его, прижав к своей плиссированной груди.

– Ох, батюшки! – сказала она. – Он ведь, пожалуй, будет совсем большой, когда я снова его увижу.

– Мама, с тех пор, как забеременела, я растолстела как свинья, и ты это знаешь.

– Не забывай давать ему обе груди. Если будешь давать одну, пропадет молоко.

– А я уж, наверное, его и вовсе не увижу, – проворчала бабуля Логан. – И он не увидит свою прабабку.

– Мама, – сказала Лу Энн. – Может, вы все-таки дождетесь Анхеля, и мы отвезем вас на станцию? Вы запутаетесь с автобусами – там же надо в центре пересаживаться.

Они обе все это время так старались избежать встречи с Анхелем, что ему вообще не обязательно было возвращаться домой.

– Грех работать в воскресенье, – пробурчала бабуля Логан. – В день Господень он обязан быть дома, с семьей. – Она тяжело вздохнула. – Хотя чего еще ожидать от мексиканского язычника?

– Он работает по сменам, – в который раз принялась объяснять Лу Энн, – и идет на работу тогда, когда ему говорят. Только и всего. И он – не язычник. Он родился в Америке, как и все мы… – Хоть его и не крестили в грязной луже, – добавила она тихо, чтобы слова ее не долетели до ушей бабушки Логан.

– И кто ему это говорит? – требовательным тоном спросила та.

Лу Энн посмотрела на мать.

– Ничего, мы справимся – и с автобусами, и со всем остальным, – успокоила ее Айви.

– И все равно это неправильно! Что какой-то другой язычник велит ему идти на работу в день Господень!

Лу Энн нашла клочок бумаги и написала на нем название автобусной остановки и номер автобуса, на который им нужно будет пересесть в центре. Айви передала ей ребенка и взяла бумажку. Внимательно прочитав, она сложила ее и отправила в сумку, после чего принялась помогать миссис Логан надеть пальто.

– Бабушка, – сказала Лу Энн, – тебе не понадобится пальто. На улице почти восемьдесят градусов [3] , клянусь тебе.

– Поберегись, не то до преисподней доклянешься. – И не надо мне говорить про пальто, детка! На улице – январь!

Она пару секунд похватала сморщенной ладонью воздух; наконец Айви молча поймала руку свекрови и направила ее в рукав плотного черного пальто.

– Лу Энн, детка, – сказала Айви, – не позволяй ему играть с авторучкой! Не дай Бог, выколет себе глаза, даже не успев жизнь повидать.

3

Около 27 градусов по Цельсию.