Фата на дереве
Шрифт:
– Да! Опять пошла «фата на дереве»!
В детстве, когда она часто чувствовала себя беззащитной и хотела надежно спрятаться, ей снился один и тот же мучительный сон.
Она шла сквозь толпу совершенно голая. Все вокруг одеты, жизнь течет своим обычным чередом. И среди равнодушно идущих мимо людей Птича – совершенно голая. Почти никто не смотрит на нее, а те, кто смотрит, не особо даже удивляются.
И она не пытается в панике бежать куда-то и прятаться от чужих глаз. Нет! Она идет очень спокойно и невозмутимо, так как почему-то знает, что должна именно так идти:
Она это знает, понимает, но продолжает идти внешне совершенно невозмутимо.
С одной стороны, не такой уж и страшный сон. Ведь не было погони, угроз, страха. Самым мучительным оказывалась именно эта необходимость идти сквозь толпу совершенно беззащитной, обнаженной.
Сон этот незаметно перестал приходить. Именно тогда, когда они работали всей семьей, разбирая тюки с барахлом из-за океана, готовя вещи к продаже. Наверное, она так уставала, что каким-то там подсознательным страхам уже было совсем неинтересно подниматься из своих глубин. Организм все еще растущего человека, загруженный сверх меры, катастрофически нуждался в отдыхе. Тут уж не до снов. Они вообще перестали ей сниться тогда. И плохие, и хорошие.
К концу первого года жизни с мужем она снова увидела тот самый детский сон и затосковала, все поняв. Значит, она по-прежнему не защищена. Не чувствует себя в безопасности. Вот как Птича трактовала эти свои ночные видения.
К тому времени очень многое для нее прояснилось.
Она все еще любила своего мужа. И была к нему невероятно сильно привязана. Но увидела она и то, что во время их неземной влюбленности оставалось от нее спрятанным.
Ее муж оказался типичным пошлым домашним тираном. Деспотом семейного масштаба.
С чужими он умел быть и приветливым, и обаятельным, и терпеливым, и даже заботливым. В семье, где он обязан был, по собственному мнению, царить и властвовать, никаких отклонений от его представлений о домашних ролях не допускалось. В противном случае происходили вещи, на взгляд жены, дикие, противоестественные.
Ей было нечеловечески больно, что Славик так и не почувствовал родными ее сестер и братьев, что он ни о ком из ее семьи не отзывался с теплом и симпатией…
Много появилось в их жизни острых углов, о которых надо было все время помнить, чтобы случайно не получить ощутимый болезненный удар.
Она после своего прозрения часто старательно перебирала все положительное, что привлекало ее в муже.
Он работяга.
Он все отдает в дом.
Он заботится о ней, когда она болеет.
Он готов вникать во все сложности ее работы.
Он – вот главное! – не пьет! И даже не курит.
Он красивый, обаятельный. У него прекрасный вкус.
Он уважает своих родителей.
Он прекрасно образован.
Вот сколько плюсов! И это далеко не весь список!
А минусы…
Ревность. Тупая, испепеляющая, дикая.
Беспощадность в гневе.
Неумение считаться с чувствами близкого человека.
Придирки, понукания.
Злая ирония…
Как ей не хотелось на этом заострять свое внимание! И как хотелось верить, что вот пройдет
Время шло, а лучше не становилось.
Однажды во время ссоры, причину которой она потом и вспомнить не могла, он с жесткой радостью произнес сразивший ее наповал монолог.
– Что ж ты своим на меня до сих пор не пожаловалась? Вот я такой плохой, злой, обижаю тебя! Так скажи им, своим защитничкам! Они примчатся в один момент. А на мой вопрос можешь не отвечать! Я знаю, почему ты молчишь. Потому что прекрасно понимаешь, что, если хоть волос с моей головы упадет, я этого так не оставлю. И накажу твоих брательников, если они в мои семейные дела полезут, по всей строгости существующего закона. А он – закон наш – умеет быть строгим, если создать определенные условия. И «папочка» твой – Денис Давыдов бравый – у меня тоже под колпаком, как Штирлиц у Мюллера. У меня на него бумаги накоплены на хорошие двадцать лет отсидки. Так что молодец, что не дергаешься. Остатки ума еще присутствуют в твоей прекрасной голове!
Он разглагольствовал в том же духе и дальше.
Сана молчала.
Она действительно – тут Славик прочувствовал абсолютно верно – ни о чем никогда не говорила своим. И причину муж назвал ту самую: стоило бы ей пожаловаться на то, как ведет себя Ростислав, братья ее не сдержались бы.
И что бы из этого получилось? Разве им кто-нибудь бы поверил, что они вступились за сестру? У нее никогда не было доказательств. А у Славика они имелись. Он сразу, как они зажили вместе, понаставил в квартире видеокамер. Зачем? Для семейной безопасности. Так он объяснял. А уж новую квартиру напичкал этими следящими глазками, как ювелирный магазин – да и то не всякий – обычно оборудуют.
Он объяснял, что это от воров. На случай ограбления.
Ну да. Как же! Это чтобы видеть, кто приходит к ней домой во время его отсутствия.
Эти же камеры зафиксировали бы факт мордобоя, если бы братья пришли к Ростиславу разбираться.
А уж про документы против Деньки… Тут ей вообще думать не хотелось. Становилось страшно до темноты в глазах.
Страх вообще постепенно стал одним из главных ощущений ее семейной жизни. А страх – самый верный убийца любви.
Когда-то в детстве она, любящая и с ходу запоминающая понравившиеся стихи, поразилась, прочитав творение ее любимого Киплинга [2] .
2
Редьярд Киплинг. Благодетели. Перевод с англ. С. Степанова.
Может быть, ум англосаксов и ковали всякие ужасы, но по себе Птича знала твердо: именно страх отключал в ней всякую способность мыслить и чувствовать себя живой. Не говоря уж об ощущении счастья и радости.
Праща и длинное копье… Конечно, в переносном смысле. Ну, какое-то оружие, какая-то сила в противовес угрозам мужа должна была бы найтись и на ее стороне.
Но какая?
Нанять кого-то, чтобы против Славы компромат собирал? Ну, это уже совсем край. Поступить так – значит стать как он.