Fatal amour. Искупление и покаяние
Шрифт:
— Всё в прошлом, Серж. Не о чем беспокоиться, — упрямо вздёрнула подбородок Марья. — Я уже месяц в столице, пора бы и выезжать начать.
— Я не спорю, — продолжил Сергей. — Но считаю, что тебе не стоит продолжать видеться с этим человеком.
— Позволь мне самой решать. Всё могло перемениться. Ты его вовсе не знаешь.
— Ты тоже, — возразил Ракитин.
— Он очень приятный человек, Серж. Ну, что плохого в том, что я пойду в театр? — с выражением невинного удивления на лице поинтересовалась Марья.
— Может, ты и права, — сдался Сергей. — Может, я склонен преувеличивать, но всё же попрошу тебя не терять головы и вести себя осмотрительно.
— Я
"И сердце моё тоже вне опасности, — добавила она про себя. — Нельзя ещё раз потерять то, что уже утеряно".
Как бы ни была неприятна Марье мысль, что вскоре ей предстоит породниться с семейством Урусовых через женитьбу Сержа на Наталье, но всё же собственное будущее занимало её куда больше. В оставшиеся два дня до выезда в оперу она всё пыталась придумать, как ей надлежит вести себя с князем Николем. Стоит ли проявить холодность и равнодушие, дабы пробудить в нём инстинкт завоевателя и покорителя, либо, напротив, дать понять, что в нём заинтересованы. Серж прав, она совсем не знала его, а времени на то, чтобы понять, какое поведение станет единственно верным, дабы достичь своей цели, совсем не оставалось.
"Будь, что будет", — решила Марья Филипповна в пятницу, покидая свои покои в половину шестого вечера. Нынче она была хороша. Предвкушение грядущих попыток обольстить выразилось в лихорадочном блеске глаз, в лёгком румянце, покрывшем нежные щёки, в нетерпении, с которым она ждала назначенного часа. Марья ощущала небывалый душевный подъём. Предстоящее виделось ей не более чем игрой, вот только ставки в этой игре непомерно высоки.
Ровно в семь вечера в вестибюле послышались голоса. Марья тотчас юркнула в приоткрытую дверь гостиной и уселась на диване, красиво расправив складки на платье тончайшего шёлка. Лицо её вспыхнуло радостной и вместе с тем кокетливой улыбкой, как только князь Куташев в компании своей младшей сестры ступил на порог комнаты сразу после доклада дворецкого.
Позволив ему полюбоваться изящной позой, что она намеренно приняла, ожидая его, mademoiselle Ракитина грациозно поднялась и прошла навстречу гостям.
Николай с трудом сохранил невозмутимое выражение лица. Можно сказать, что от Марьи Филипповны он ожидал большего, чем простое кокетство. В его взгляде, обращённом на прелестницу, на краткий миг мелькнуло разочарование, впрочем, он тотчас спрятал все свои эмоции за маской вежливой скуки, столь присущей ему при общении с представительницами прекрасного пола, пытающимися произвести на него впечатление.
— Николай Васильевич, как же я рада, видеть вас и вашу очаровательную сестру, — повернулась она в сторону невысокой смуглой брюнетки, что скромно старалась спрятаться за спиной брата.
— Марья Филипповна, позвольте представить вам мою младшую сестру Софью, — чуть подтолкнул вперёд робкую и весьма невыразительную девицу Николай.
"Поразительно! — мелькнуло в голове Марьи Филипповны. — Как у столь привлекательного мужчины может быть столь некрасивая сестра?!"
— Весьма рада знакомству, — приветливо улыбнулась mademoiselle Ракитина.
Софья улыбнулась в ответ. Улыбка столь разительно преобразила её, в общем-то, ничем не примечательные черты, что она стала почти хорошенькой.
— Весьма наслышана о вас, Марья Филипповна, — приветливо отвечала девушка. — Nicolas много говорил о вас, — добавила она, немного погрешив против истины.
Николай бросил удивлённый взгляд на сестру. Ежели он и упомянул имя Марьи Филипповны, то только раз, когда заговорил с Софьей о посещении оперы. Впрочем,
— Думаю, нам пора, ежели мы желаем успеть к началу представления, — предложил он одну руку сестре, а другую Марье.
До театра было рукой подать. Запряжённый четвёркой холёных гнедых экипаж, поставленный на зиму на полозья, лихо домчался до Театральной площади, где нынче было весьма оживлённо. Ступив под своды высокого портика, поддерживаемого массивными колоннами, Марья с любопытством оглядела прибывающую к началу представления публику. Она не осталась равнодушной к тому, что её окружало. Вновь в ней всколыхнулось позабытое на время желание нравиться окружающим, не вполне осознанно её движения и речь приобрели кокетливые черты.
Встречая знакомых по прошлому сезону, она приветливо улыбалась и раскланивалась. По мере того, как она замечала всё больше восхищённых взглядов, крепла уверенность в собственной привлекательности и в том, что ей вполне по силам осуществить то, что она задумала.
Князь Николай проводил девушек в ложу Куташевых, что принадлежала семье с того самого момента, когда театр вновь распахнул свои двери для публики после реконструкции в 1818 году. То, что она прибыла на представление в компании князя Куташева, льстило её самолюбию. Устроившись в ложе, она незаметно из-под ресниц окинула быстрым взглядом зрительный зал. Mademoiselle Ракитина по собственному опыту знала, что назавтра добрая половина светского Петербурга будет обсуждать её появление на публике в компании князя и княжны Куташевых. Безусловно, сей факт не останется не замеченным, а коли сочтут, что князь ухаживает за ней, то ей то только на руку будет.
Нынче давали "Пана Твардовского". Сама, не ожидая того, Марья увлеклась постановкой. Опера, созданная на основе польской легенды о шляхтиче-чернокнижнике, продавшем душу дьяволу, невольно затронула потаённые струны в душе самой Марьи Филипповны.
В представлении было нечто мифическое, завораживающее, что-то, что невольно заставляло думать о том, на какие жертвы решилась бы она сама ради достижения собственных целей. Мыслями своими Марья была столь далеко от зрительного зала, от светской публики, заполнившей ложи, что не замечала ничего вокруг. Лицо её приобрело отстранённое выражение, а всё её внимание сосредоточилось на подмостках театра. Николая столь разительная перемена, произошедшая с mademoiselle Ракитиной на его глазах, привела в изумление. То ли она оказалась весьма талантливой актрисой, способной изобразить искреннюю увлечённость, то ли представление, что у него сложилось о ней, выходило ошибочным. Он наблюдал за ней краем глаза, стараясь уловить фальшь в тех эмоциях, что отражались на прелестном лице, но, похоже, она, в самом деле, оказалась увлечена действом, происходящим на сцене, и её слова о любви к театру не были пустой фразой, призванной подчеркнуть её тонкую душевную организацию.
Куташев и сам любил театр. Игра актёров, пытающихся донести до зрителя чувства и мысли, изображаемых ими персонажей, казалась ему куда честнее, чем те роли, что примеряли к себе иные представители высшего света. Зачастую под маской добродетели прятали самые отвратительные пороки, под щедростью скрывалось скупердяйство, осуждая кого-то, за собой не замечали куда более существенных проступков.
В антракте Марья Филипповна словно бы пришла в себя. Затуманенный взор прояснился, и она более осмысленным взглядом взглянула на своего спутника и его сестру.