Фатерлянд
Шрифт:
На улице не было никого, бензоколонка не работала. Хосода стояла в тени большой эмблемы в форме морского гребешка. В руках она держала сумочку и пакет с пельменями. Морской бриз нежно играл темными волосами, большие глаза все еще блестели от слез.
— Я не собиралась говорить вам все это, — сказала она, вытирая щеки платком. — Но стоит мне подумать, что ожидает Фукуоку и мою семью, я не могу уснуть. Наверное, я слишком много себе позволила… Думаю, это выглядело совсем по-детски, но мне все равно больше не с кем говорить об этом.
Чо не знал, что ответить. Гнев исчез без следа, но
— Я хочу прямо спросить, — сказала Хосода с беспокойным выражением лица. — Мы увидимся завтра?
Напряженный взгляд делал ее трогательно беззащитной. Чо захотелось обнять девушку, прижать к себе. У него пересохло в горле, стало трудно дышать. Он не мог выдавить из себя ни слова и только кивнул. И тут произошло нечто совершенно неожиданное. Хосода бросила на асфальт сумочку с пакетом, обняла его за шею и, приникнув к уху, прошептала:
— Я так рада!
И… она поцеловала его, губы были прохладными и мягкими.
Чо почувствовал, что еще немного, и он совсем потеряет голову.
Хосода отстранилась, подняла свои вещи и сказала:
— До завтра!
Затем повернулась, взмахнула рукой и быстро пошла прочь.
Чо еще некоторое время стоял неподвижно, провожая девушку глазами. Прежде чем вернуться в машину, он вытер губы, но ощущение поцелуя все равно осталось. Он вспомнил ее слова. Она спросила: «Мы увидимся завтра?» Если перефразировать, это могло звучать и так: «Будем ли мы — ты и я — встречаться?» И еще этот поцелуй…
Сев в машину, Чо дрогнувшим голосом сказал:
— Отвезите нас в лагерь, пожалуйста.
— Так точно, сэр, — кивнул водитель и включил зажигание.
Сердце громко билось; при каждом ударе в кармане куртки ощущался пистолет, и казалось, что он сейчас выстрелит.
Когда они проехали через КПП, Ли Сон Су наконец положил свой автомат на колени и расслабился. Интересно, подумал Чо, видел ли этот парень, как Хосода поцеловала его?
Ли попросил разрешения закурить, вытащил из пачки «Севен Старз» сигарету и, пощелкав по фильтру ногтем большого пальца, предложил ее Чо.
— А она и правда похожа Лю Хван Ми, — вдруг сказал он, ухмыльнувшись во всю физиономию.
Зазвонил телефон.
— Что там еще?
Звонил Ли Ху Чоль, голос его был мрачен.
— Скоро будем, — ответил Чо, выпуская изо рта струйку дыма.
— У нас произошел неприятный инцидент, — сказал майор и кратко объяснил суть проблемы.
Как только Чо нажал на отбой, Ли тревожно воззрился на него. Ничего не говоря, Чо кивнул в сторону лагеря. Машина ехала медленно, и через окно были видны два столба рядом с местом общих собраний. Ли мгновенно затушил сигарету.
— Кого-то будут казнить? — спросил он.
Мог бы и не спрашивать — каждый военнослужащий Республики прекрасно знал, что значат эти столбы.
Как выяснилось, капрал Сон Чин Пал выиграл у сержанта Лима Чхвон Кё наручные часы в карты. Расстроенный Лим выпил виски, который продал ему кто-то из японцев, и попытался вернуть имущество. Лим хотел подарить эти часы своему старшему брату, который должен был прибыть с основными силами, тем
Чо раздавил свой окурок в пепельнице. Приговор полевого суда обжалованию не подлежал. Ощущение от поцелуя Хосоды исчезло, зато сразу вернулось ощущение «жесткой руки» Республики. И это ощущение еще более усилится с прибытием основного контингента войск. Однако трещины во внутренних оборонительных сооружениях Чо продолжали расширяться, являя ему смутные очертания чего-то такого, что невозможно было разглядеть, когда он находился в Республике.
Чо подумал, что в ближайшие пару часов ему придется готовить текст для местного телевидения и газетчиков по поводу казни. Обнародовать его можно будет только после того, как все свершится, иначе возможна негативная реакция местных жителей. ЭКК должен четко разъяснить: воинские преступления караются быстро и неотвратимо. И это — акт восстановления справедливости.
Когда они проезжали по лагерю, было видно, что настроение у солдат подавленное. Казни всегда отрезвляют людей, потому что сообщают нехитрую мысль: каждый из них может быть следующим.
Декаданс или разложение нравов не имеет ничего общего с влечением к женщине, подумал Чо. Как-то давно отец рассказал ему красивую европейскую сказку о детях, искавших синюю птицу счастья. Им так и не удалось найти ее, но когда они вернулись домой, то увидели, что у птички, сидевшей в клетке у них на кухне, синие перья.
Чо долго и упорно искал значение слова «декаданс». Но только теперь его осенило: да он же здесь, у него перед носом. Настоящий декаданс это вовсе не плотское явление, не мужчина в сетчатых чулках с накрашенными губами — речь идет о жертвовании меньшинством ради большинства. Ему вспомнились «Игры в Ариранге». Эти игры, вне всякого сомнения, были торжеством большинства, но одновременно они были и воплощением декаданса. Ради счастья большинства Республика пожертвовала меньшинством, которое сомневалось в легитимности существующего режима.
Стоп, стоп, стоп, одернул он себя. Лес рубят, щепки летят. Казнь, конечно, дело не очень приятное, но такие меры, скорее всего, необходимы. Соблюдение жесткой дисциплины так или иначе предполагает, что слабые будут принесены в жертву. Но пока народ и армия находятся в нейтральном положении друг к другу, это разделение не так бросается в глаза. Зато в критических ситуациях все меняется: меньшинство неизбежно приносится в жертву, а остальные начинают активно карабкаться наверх, чтобы не попасть в число меньшинства. И именно в этот момент в полной силе проявлялся декаданс.