Фатерлянд
Шрифт:
Пак отпил чая и произнес:
— Недавно пришлось прочитать и проанализировать огромный объем документов.
Это было правдой. После президентских выборов в Соединенных Штатах ситуация в Восточной Азии кардинально изменилась.
Чан отвернулся от окна, и его лицо сделалось серьезным.
— Мне хотелось бы узнать о ваших исследованиях. Что нам делать с ситуацией в Японии?
Пак хорошо понимал озабоченность Чана этой темой, но для чего нужно было затевать этот разговор так поздно вечером? К тому же японский кризис подробнейшим образом освещался в северокорейской прессе. «Возможно, — подумалось Паку, — это просто наводящий вопрос».
— Я просматривал сайт японского кабмина. На этой неделе их правительство приняло решение повысить ставку потребительского налога на два с половиной процента. Таким образом, ставка достигнет семнадцати с половиной процентов. Кроме того, они намереваются принять закон об увеличении численности Сил самообороны
Он сделал короткую паузу и продолжил:
— В любом случае последствия инфляции оказались крайне тяжелыми. Как государственные, так и частные финансовые ресурсы исчерпаны. После падения иены были повышены пошлины на импорт не только нефти, но и кормового зерна. Общественность обеспокоена тем, что импорт как продуктов питания, так и нефти прекратится совсем. Эта обеспокоенность играет на руку сторонникам милитаризации. В плане калорийности японские продукты дотягивают только до сорока процентов. Но для зерновых, включая корма для домашнего скота, показатель падает до тридцати пяти процентов, что ниже, чем у нас в Республике. По мере того как иена продолжает падать, Япония непременно столкнется с продовольственным и энергетическим кризисами. Стоило появиться слухам о подобном исходе, как США немедленно подняли цену на кормовое зерно на треть. Это привело к тому, что все главные печатные органы страны выступили с единодушным протестом против таких действий Америки. «Йомиури симбун» утверждает, что уже сейчас может умереть от голода и замерзнуть огромное количество бездомных.
Чан Чин Мэн сосредоточенно слушал. Он еще не объяснил Паку цели своего визита, и тот склонялся к тому, что главный разговор еще впереди.
— Мне хотелось бы узнать от вас, в каком направлении развиваются отношения Японии и Китая, — сказал Чан.
«Может быть, теперь он наконец подойдет к делу?» — внутренне подобравшись, подумал Пак.
Отношения Республики с Поднебесной были довольно сложными, и японо-китайский вопрос стоял весьма остро. Если демократическая администрация Вашингтона продолжит курс на сближение — например, предложив поставки продовольствия и топлива в обмен на ядерное разоружение КНДР, — воссоединение Севера и Юга было бы решенным вопросом. Но Китай, конечно, будет делать все возможное, чтобы противодействовать исполнению этой долгожданной мечты. Ведь объединение обеих Корей означало бы исчезновение буферной зоны между Китаем и США, в результате чего обе страны окажутся лицом клицу. Кроме того, ясное дело, что Вооруженные силы единой Кореи получат значительную помощь от американцев оружием, и помешать этому китайцам будет трудно. Таким образом, дружба с Китаем являлась для Республики своего рода ахиллесовой пятой.
В ведомстве Пака распространялись слухи, что в части плана создания более или менее удобного марионеточного режима китайское правительство готовилось перевезти Великого Руководителя в Пекин, как только тот откажется от власти. Но даже если такое и было бы возможно, в Республике все равно не прекратятся борьба за власть, доносы и политический сыск. Никогда еще Великий Руководитель не присматривался столь пристально к настроениям в Народной армии, ища верные признаки измены и мятежа… Однако у сторонников «жесткой линии» наблюдалась
— Товарищ Чан, — произнес Пак, — обсуждение китайского вопроса требует особой осторожности. Полагаю, вы понимаете, о чем я говорю. В моих исследованиях много такой информации, о которой я не могу свободно говорить даже со своим старым другом, приближенным к власти.
Чан, видимо удовлетворенный таким ответом, кивнул. Он выпрямил спину, принимая официальный вид, и наконец заговорил о цели своего визита. В его голосе слышалось некоторое напряжение, слова звучали отчетливо и с возвышенными нотками:
— У меня есть поручение информировать вас о том, что завтра в десять часов утра вам надлежит явиться в Корпус три для отчета. О том, кто отдал такой приказ, вам будет сообщено по прибытии. Вас будет ждать автомобиль от Отдела управления и организации. Более мне ничего не известно.
Утром в небе звенели жаворонки, хотя все еще было прохладно. Высаженные у входа в здание, где работал Пак, саговники были сплошь покрыты инеем. Спустившись по ступенькам, Пак обвел взглядом территорию. Окруженный шестиметровой стеной, Военно-политический университет имени Ким Чен Ира совсем не напоминал обычный вуз. Здесь не было спортивных площадок, а весь комплекс зданий напоминал скорее штаб-квартиру какой-нибудь крупной корпорации. Внутренняя жизнь университета была закрыта от широкой публики. Изначально университет был создан как учебный центр для агентов служб, работавших против Юга, однако в последние годы в учебный план внесли такие дисциплины, как иностранные языки, компьютерные технологии, современные экономические теории и прочее.
По настоянию секретаря Пак взял с собой стеганое пальто. Небо хмурилось по-зимнему, прогнозы предупреждали о понижении температуры.
Это шерстяное пальто подарила ему мать в тот год, когда Пак вступил в члены Политбюро. С тех пор он так и носил его, отдавая в ремонт через каждые три-четыре года.
Всякий раз, продевая руки в рукава, Пак вспоминал маму. Она жила тем, что обрабатывала клочок земли в родной деревне. Что до отца — тот погиб во время Войны за объединение. Хотя члены семьи павшего за Родину классифицировались как «революционные кадры» и имели преимущество при вступлении в Партию, мать Пака сама, без посторонней помощи, несмотря на лишения и страдания, поставила на ноги и его, и двух его сестер. Во время голода в девяностые Пак несколько раз в год оправлял ей талоны на питание — рис и свинину, но мать, судя по всему, неизменно жертвовала их местному штабу Трудовой партии. Питаясь клецками, состоявшими преимущественно из сосновой коры, мать говорила, что она — просто корень великого и сострадательного древа, взращенного Вождем, и все, что может, отдаст для его процветания. Она презирала тех, кто продавал ворованную медную проволоку на черном рынке, чтобы спастись от голода. Короче, его мать была чище, чем самая изысканная шелковая ткань, и, если бы Пака уличили сегодня в каком-либо государственном преступлении, для нее это стало бы последним ударом.
У ворот стоял охранник, недавний выпускник университета. Несмотря на холод, на нем была тонкая, без теплой подкладки униформа. Увидев Пака, охранник поприветствовал его, взяв винтовку на караул.
Машина, что должна была отвезти Пака в Корпус 3, прибыла на тридцать минут раньше и ждала перед крытым въездом, так как гражданским автомобилям строго запрещено находиться на территории кампуса. Это был немецкий автомобиль с номером «216», в честь даты рождения Товарища Генерала. Это подразумевало, что машина является подарком какого-нибудь высокопоставленного чиновника. С пассажирского сиденья поднялся человек и распахнул заднюю дверь со словами:
— Профессор Пак, я буду сопровождать вас!
На вид мужчине было под сорок. Пак видел его впервые. Мужчина устроился рядом с водителем, а Пак сел на мягкое заднее сиденье, обитое кожей, скрестил руки и прикрыл глаза. «В свете потепления отношений Республики с американцами и Югом не совсем понятно, какое дело может быть у Бюро народного воссоединения к японоведу?» — думал он.
Машина тронулась, и Пака охватило предчувствие беды.
Широкая набережная Тэндогана была совершенно пуста. Впереди виднелся остров Янкак. Машина набрала скорость и двинулась в сторону Чан Кван авеню. Скоро из станций подземки хлынут потоки служащих, спешащих на свои рабочие места. А еще через два часа появятся туристические автобусы, которые плотно забьют всю стоянку у Башни Чучхе. Пак испытывал почти что нежные чувства, когда ему случалось бывать здесь. Между бетонными коробками зданий (хотя Пак жил в Пхеньяне более тридцати лет, он никак не мог привыкнуть к их виду) открывался умиротворяющий вид на реку. Легкий ветерок шевелил недавно проклюнувшиеся листья ив, росших по сторонам пешеходной дорожки. Пак любил посидеть здесь на скамейке, рассеянно глядя на берег, а если позволяло время, то и немного прогуляться в одиночестве.