Фатум
Шрифт:
– Нет, разумеется, нет. Ваша задача, помимо того, чтобы мозолить глаза пришельцам, будет состоять в том, чтобы выяснить как можно больше о вирусе. Что и как, тебе объяснят позже; как я уже сказал, все зависит от того, пойдешь ли ты на это.
– Да, – ответ не заставил себя ждать. – Разумеется, я пойду на это. Я в деле.
– Это еще не все, – предостерег Крыша. – Ты же понимаешь, что мы не можем пустить на борт двух практически одинаковых девушек? Особенно, учитывая, что по легенде вы будете не знакомы друг с другом, и, более того, будете представлять разные страны. Вероника – Россию, ты – Францию.
– Что я должна сделать? – ненависть к «пиратке» вновь вернулась.
– До завтрашнего дня ты должна продумать свой новый образ, –
– Да, – прошептала та, принимая планшет.
– Хорошо. В таком случае, я вас оставляю: пообщайтесь, это будет полезно. Особенно тебе, Вероника: постарайся перенять интонации, движения, ну ты сама знаешь. Как закончите, разойдетесь по своим блокам и соберете вещи. За вами придут, – Стужев встал и направился к двери. – И да, я надеюсь, мне не стоит напоминать, что все, что было сказано, должно остаться в этой комнате?
Комментарий к Глава 41 Безымянная *фид-бэк(англ.Feedback) – ответная реакция, отклик
====== Глава 42 Хамелеоны ======
Как только дверь за Крышей закрылась, в комнате, как будто бы, стало гораздо больше пространства; даже дышать стало легче. Николь перевела взгляд на двух «диджеев», но те и не думали никуда уходить: разумеется, даже тет-а-тет на «Заре» проходил в присутствии свидетелей.
– Слушай, – Николь прочистила горло, силясь устранить неловкость между ней и собеседницей, – извини, что я накинулась на тебя. Я просто… не ожидала, что…
– Откажись, – «копия» вперила в свой прототип ледяной взгляд. От того вежливого дружелюбия, с каким было сказано «очень приятно» несколько минут назад, не осталось и следа.
– Что? – с запозданием Никки поняла, что Воронова говорила на ангорте. – Почему?
– Ты уже сломала жизнь мне, – на идеальном вычищенном ангорте продолжала та, игнорируя недовольство и знаки «диджеев», которые явно не понимали ни единого ее слова, – не губи еще одну.
– О чем ты говоришь? – Николь же перешла на интеръяз: она не могла так свободно говорить на ангорте. По-хорошему, она вообще на нем не говорила: благо, хоть на слух воспринимала и читать научилась.
– Я живу здесь почти двадцать лет, и если бы не наше с тобой сходство, я бы уже давно получила имя и свалила отсюда на все четыре стороны. Но вместо этого я отправляюсь в космическую жестянку, чтобы сгинуть среди этих чертовых инопланетян. Думаешь, я этого хотела? Думаешь, я хотела превращаться в какую-то серую мышь? В гробу я видала и тебя, и это задание, – она подалась вперед, склонившись над столом и понизив голос: «диджеи» начали записывать их разговор, о чем свидетельствовала мигающая красная лампочка над камерой наблюдения. – Все, чего я хочу, это избавиться от этой личины и найти своих родителей. И все. А ты со своей дремлющей памятью и невинными глазами мне совершенно ни к чему.
– Двадцать лет??? Сколько же тебе сейчас?
– Ты меня не слышишь? Или до тебя просто не доходит? О т к а ж и с ь, – последнее слово она произнесла, а точнее прошипела, по слогам.
– Я прекрасно тебя слышу, – жалость и симпатия к «пиратке» исчезли окончательно. Может, Никки и не смогла выучить на «Заре» ангорт, но вот плеваться ядом она умела всегда. – И знаешь, что? Не впечатлило. Ни капельки. Если ты реально думаешь, что сможешь разжалобить меня подобной историей, то подумай еще раз: тут таких несчастных и обделенных человек сто живет, большинству из которых в разы хуже, чем тебе. В моем отряде есть мальчик, который каждый день будто бы рождается заново: у него нет никого и ничего, а даже если бы и было, то он этого никогда не вспомнил бы. И ему, судя по всему, никогда не светит получить имя и уйти отсюда, потому что
– Ну что же, раз меня тебе не жаль, то как быть с невинной французской студенткой, чье место ты займешь?
– В смысле? – Николь нахмурилась. Теперь она чувствовала себя уязвимее, потому что в глазах Вороновой явно читалось превосходство: «пиратка» явно знала гораздо больше, чем Никки.
– Только не говори, что думала, что тебе просто так сделают новый паспорт на имя, выданное генератором имен. Или думала? – губы Вероники искривились в саркастичной усмешке. – Спустись на землю, безымянная: каким бы крутым Стужев ни казался, у него нет волшебной палочки, чтобы из воздуха создавать новых людей и, уж тем более, чтобы внедрять их туда, куда ему нужно, без последствий. Я скажу тебе, как все будет: согласившись на эту авантюру, ты автоматически займешь место какой-то левой, ничего не подозревающей французской студенточки. Ее похитят, отберут документы и посадят тебя на ее место, и то, что с ней будет дальше, будет зависеть только от Крыши и всех тех, кто этой конторой управляет. В лучшем случае, ей промоют мозги и отпустят, в худшем – устранят, и она станет очередной пропавшей без вести девушкой. Если тебе не жаль меня или себя, то пожалей хотя бы ту несчастную, что пострадает ни за что.
– Уже лучше, – Николь откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, всем своим видом показывая безразличие, хотя на самом деле какие-то струны ее души были задеты словами Вороновой. Они имели смысл. – Я почти поверила, правда. Вот только, если бы все действительно было так, как говоришь ты, мне бы не доверили самой изменять свою внешность, – она указала на планшет. – Что если я захочу побриться наголо и продырявить себе все лицо пирсингом? Что-то сильно сомневаюсь, что они найдут максимально похожую на меня девушку. Кончено, подделать фото в паспорте гораздо проще, чем сделать новый, однако, к чему им лишний геморрой, если они могли бы, не спрашивая меня, подделать меня под фото, а не наоборот? Тебя же вот подделали. Не очень удачно, кстати.
– Знаешь, – «пиратка» покачала головой, – я подозревала, что ты – та еще дура, когда читала твой дневник. Я правильно поняла, ты вела его, находясь в психушке??? – Николь проигнорировала укол. – Ну так вот, даже эта ненормальная, что вела эту тетрадку, была куда более адекватной, чем та, что сидит сейчас передо мной. Та, что марала бумагу своими излияниями, хотя бы понимала, что доверие – роскошь непозволительная, и потому полагалась только на себя, а ты… Ты в рот заглядываешь Стужеву и веришь всему, что он говорит. Тебе самой-то как, а? Ты ведь осознаешь, что все, чему здесь учат, все, что нам говорят, проходит через Крышу? Одни лжецы учат нас, простачков, не верить другим лжецам. А ты, детка, никакая не Незабудка, а губка, которая впитывает все, что только можно, – Воронова швырнула дневник Николь. – Держи. Кажется, не только мне стоит узнать, кем была настоящая Вероника.
– Настоящая Вероника?? – Никки, хоть и подобрала дневник, сдаваться не собиралась. – Ее не было. Она была создана мутантом, одним из тех, кто хочет нас уничтожить, а…
– Это тебе Крыша сказал, да? – усмехнулась та, не дав Николь закончить. – Вот об этом я и говорю, губка. Ты разучилась думать сама. Как и все, кто находится здесь. Из нас делают адептов, сектантов, как те, что взрывают сами себя в общественных местах, в борьбе за какие-то ложные идеалы. Категоричность суждений – признак глупого человека, детка. Чем меньше ты знаешь, тем легче принять ту или иную сторону.