Фавор или Бабушкин Внук (сборник)
Шрифт:
– Вот так: стоит вам зайти ко мне на минутку, как мы сразу же начинаем литературные обзоры, – пошутила Виктория Львовна и улыбнулась.
Улыбка, впрочем, у нее была сухой и холодной, что всегда удивляло Ивана – ласковые глаза у женщины и такая холодная, жесткая улыбка. Почему при всей своей красоте и уме, она никогда не была замужем? Не один раз Иван пытался представить себе доктора Фролову в роли чьей-то жены, но воображение всегда отказывало ему в этом.
– Вы статью в журнале прочитали? Что скажете? – кивком головы Виктория Львовна указала на лежащий на столе медицинский журнал, возвращенный Иваном.
–
– Вот-вот, вы совершенно точно подметили: преддверие шизофрении. Между прочим, ваш любимый Гоголь был стопроцентным шизоидом: оттого-то и его паранойя, и бред, и бесконечные выверты, которые он столь талантливо заключал в свои писания. Изучайте психиатрию и найдете ответы на любые вопросы! По моему твердому убеждению, все настоящие писатели в различной степени психически больны, – заключила Виктория Львовна и посмотрела на часы на стене. – Вот и ланч закончился. А мы даже не успели с вами обсудить пациентов. Как там Джим? По-прежнему спит? Ну-ну. А что насчет новопоступившей русской девушки?
– Пока не понятно. Очень запутанная душа. Панночка... – загадочно ответил Иван, вставая.
И доктор Фролова бросила на него тревожный, но холодный взгляд – взгляд профессионального психиатра.
ххх
Идет доктор Селезень по коридорам психбольницы. Приветственно кивает пациентам, вежливо улыбается врачам и медсестрам.
Почему-то тревожно на душе Ивана. Литературные беседы в «салоне мадам Фроловой» в последнее время стали его раздражать. Ее слова о писателях и психических болезнях тягостно отзываются в его сердце. Все-таки хорошо, что он отказался от творчества. Зачем подвергать себя риску?
А вдруг... – он сам шизоид, а?! Настоящий шизоид, с перспективой стать шизофреником? От мысли, что он заболевает, Ивана охватил такой жуткий страх, что все его тело вмиг покрылось холодной испариной, и рубашка на спине взмокла. Украдкой, чтобы никто из окружающих не заметил, он наклонил голову, осенил себя крестным знамением. Затем, просунув пальцы в разъем между пуговицами рубашки на груди, нащупал нательный серебряный крестик. «Господи, спаси и сохрани...» Пришло некоторое успокоение, сердце забилось ровнее. «Завтра – пятница, поеду на уикенд на дачу. Нужно больше бывать на воздухе, работать в саду, лучше питаться. По дороге обязательно заеду в магазин, куплю там головку сыра и колечко кровянки». Мысли о еде окончательно вернули Ивану спокойствие. Весело крякнув, он поправил брюки в поясе и широким шагом вошел в палату номер Шесть, где лежал Джим.
Ничего не изменилось в этой палате. Сквозь высокое, за металлической сеткой, окно лился солнечный свет, отражаясь на недавно вымытом, еще влажном полу. На кровати спал гигант Джим, в той же позе – на спине, со сложенными на груди руками. Джим был столь огромен, что во всей больнице для него не нашлось одежды по размеру, поэтому пижамная
Иван снова обратил внимание на веки Джима – невероятно толстые и морщинистые. Иван наклонился пониже, к самому лицу Джима, чтобы получше разглядеть эти необычные веки. «Как же такие поднять? Может, нужно, чтобы его осмотрел окулист? Да, непременно, это и есть причина его столь продолжительного сна. Парень просто не в силах открыть свои очи».
Пошевелив быстро пальцами, словно желая разработать их перед выполнением упражнения, Иван поднес руку к лицу Джима и осторожно раскрыл его правый глаз. Из-под толстых век на него посмотрел перепуганный, злой глаз. Иван отшатнулся. «Он не спит!»
– Джим, вы меня слышите? – спросил доктор Селезень. – Если «да», то пошевелите правой рукой.
На миг дрогнули пальцы правой руки Джима. И все, больше никакой реакции.
«Нет, все-таки спит, – решил Селезень. – Типичный летаргик. Будем ждать пробуждения».
– Что, доктор, проводите психологические тесты? Я вам не помешаю? – спросил Ивана вошедший в палату мужчина лет шестидесяти, в темном костюме, белой рубашке и при галстуке.
Мужчина этот был довольно грузен, что несколько не согласовалось с его очень энергичными движениями. Обтекаемый животик, открытое лицо с благодушным выражением, не покидающая губ улыбка, выдавали в нем эпикурейца, любителя плотских утех. Это – мистер Вильям, замдиректора по административной части.
– Нет, не помешаете, – ответил Иван. – Я уже закончил.
– Вот и хорошо. Мне сообщили, что кровать отремонтирована и ее можно эксплуатировать. Но я решил собственнолично убедиться в том, что она в порядке, – с этими словами мистер Вильям подошел к пустой кровати у противоположной стены.
Кровать по-прежнему была без постели. Три ее части, состоящие из квадратных, обтянутых черной кожей подушек, были подняты под разными углами в разных плоскостях. Мистер Вильям нажал кнопки на пульте. Тихо загудел мотор, и подушки стали медленно опускаться, пока все не остановились в горизонтальном положении.
– Чудеса – работает! А я думал, что ее будут чинить до второго пришествия, – мистер Вильям отряхнул руки. Затем достал из кармана пиджака ароматизированную салфетку и начал ею вытирать свою толстую потную шею, при этом поворачивая голову, но, не сводя со стоящего перед ним Ивана то ли наглого, то ли виноватого взгляда больших, навыкате, глаз.
– Что это с вашим носом? – тихо спросил Иван.
– С каким носом? – заместитель директора пришел в явное недоумение, но продолжал вытирать шею, правда, движения его несколько замедлились.
Иван вдруг отклонился вбок – огромная тень устремилась на него. Вернее, это была не тень, а абсолютно живой мужчина. Иван, наконец, смог разглядеть лицо этого мужчины – бледного и старого, с длинным носом и развевающимися прядями поседевших волос. Одет он был в зеленый камзол с золотистыми пуговицами. Колдун едва не снес Ивана, не уступи тот ему дорогу.
– Доктор Селезень, что с вами? – повторил свой вопрос мистер Вильям. – О каком носе вы спрашиваете?
– О вашем, вашем! – вскрикнул Иван. – Смотрите!