Фаворит Марии Медичи
Шрифт:
– А я – Арман дю Плесси, – обрадовался мальчик.
– И маркиз де Шийу? – уточнила девочка, подходя к каминной решетке, где гудело пламя.
– Я еще не привык, что меня так называют, – смутился мальчик. – Это для школы. Точнее, для Наваррского коллежа.
– Наваррский коллеж? – Арман почувствовал, как дама разглядывает его с головы до ног. – Из Пуату – в Наваррский коллеж?
– Из сеньории Ришелье, – еще раз поклонился аббат. – Арман – сын покойного прево Франсуа дю Плесси де Ришелье. Младший сын, – после последнего
– Я ужасно замерзла и ужасно растряслась на ваших колдобинах, – сообщила девочка, потянув его за руку и усаживая рядом с собой на скамью перед камином, спиной к столу, где трактирщица и помогающий ей Дебурне сервировали ужин. – Но могу вас утешить – после Блуа дорога начнется вполне приличная.
– Конечно, мадемуазель, – охотно согласился он и подумал, что ни у одной девочки не видел таких прозрачно-голубых глаз.
– А сколько вам лет? – Мари расстегнула золотую пряжку и распахнула плащ – платье на ней было тоже темно-синее и шелковое – вынула из вышитого поясного кошеля маленький костяной веер и принялась им обмахиваться.
– Мне девять.
– Я думала, вы старше. Мой брат отправился на учебу, когда ему исполнилось одиннадцать. Но вы высокий для своего возраста, маркиз, – девочка коснулась веером его руки. – А мне семь, и меня вместе с сестрой отправляют на воспитание в монастырь. А у вас есть сестры, маркиз?
– Да, три сестры, и они тоже в монастыре.
Когда туда отправили маленькую Николь, он рыдал три дня. А ведь мадемуазель Барбара де Бражелон еще младше!
– Раз вы едете на учебу, у вас с собой должны быть перо и чернила? – понизив голос, спросила Мари.
– Да, мадемуазель, – он тоже распахнул плащ и выудил гусиное перышко и маленькую серебряную чернильницу с крышкой.
– Я хочу, чтобы вы мне написали что-нибудь на память, – закрыв лицо веером, прошептала девочка, прищурившись. – Или нарисовали. Вы умеете рисовать?
– Немного, – на самом деле рисовать он вообще не умел, лошади выходили похожими на пушки, а пушки – на лошадей. А когда он попытался с натуры изобразить аркебузу, висящую у входных дверей, аббат Мюло покраснел и отобрал рисунок.
– Нарисуйте мне что-нибудь на память. Какой-нибудь символ. Символ нашей нечаянной встречи, Арман, – последнее слово девочка произнесла низким замогильным голосом, но на юного маркиза это подействовало самым стимулирующим образом.
Расправив на колене поданную девочкой четвертушку бумаги, он одним движением открутил крышку чернильницы и вонзил туда перо – словно шпагу в грудь заклятого врага.
Не обращая внимания, что пачкает чернилами пальцы, лихим движением он изобразил на бумаге довольно узнаваемое сердце.
– Чем вы там занимаетесь, мадемуазель? – голос мадам де Бражелон звучал обеспокоенно. Мари зажмурилась. Спрятать бумагу? Поздно. Смять? Захрустит.
Когда мадам преодолела три шага
– Что это вы изобразили, юноша? – спросила дама, протягивая руку к рисунку и гневно хмурясь.
– Это эмблема ордена иезуитов – пылающее сердце, – пояснил мальчик и потупился. Мари приоткрыла один глаз.
– И в самом деле, – подобрела мадам де Бражелон, – отрадно видеть такое благочестие.
Мари открыла второй глаз и принялась изучать закопченный потолок с самым невинным видом.
– Вы собираетесь вступить в орден иезуитов**, маркиз?
Арман не успел ответить – к ним стремительно приблизился аббат Мюло.
– Орден иезуитов запрещен на территории Франции! – провозгласил он и решительно выхватил листок у мадам де Бражелон. – После того как в прошлом году нечестивец Жан Шатель кинулся с кинжалом на его величество Генриха Четвертого, ведомый их злокозненными наущениями, – ни один иезуит больше не пересечет границу королевства!
Аббат кинул листок в огонь, и нарисованное сердце объяли настоящие языки пламени.
Мари опять зажмурилась.
– Кажется, ужин готов, мадам, – тяжело дыша, сказал аббат. – Боже, храни короля.
– Боже, храни короля, – хором ответили мадам де Бражелон, Мари, Дебурне, трактирщица и два ее парня, седой лакей, нянюшка Барбары и сама крошка, отчаянно картавя, присоединила свой лепет к общей молитве.
Мари усадили подальше от мальчика, и за ужином они могли только переглядываться, к вящему огорчению обоих.
Даже отменный пирог с черникой и медом не исправил сожаления, с каким Арман проводил глазами поднимающихся после ужина наверх представительниц семейства Бражелон.
– Юноша, вот вам урок на будущее: никогда не смешивайте чувства и политику, – рука аббата на плече ободряюще сжалась.
На следующее утро все еще спали, кроме трактирщицы, подавшей им завтрак, от которого сонный мальчик наотрез отказался.
Дорогу покрывала изморозь, и Арман размышлял, растает ли она к тому времени, когда Мари тронется в путь, или карета Бражелонов покатит до перекрестка по их следам.
*Война трех Генрихов (1584–1589) – эпизод Религиозных войн во Франции. Три Генриха – Генрих III Валуа (король Франции), Генрих Наваррский и Генрих Гиз – делили между собой престол. В ходе восстания Генрих III бежал из Парижа, спасая свою жизнь. В качестве контрмеры король организовал убийство Генриха Гиза, заманив его на переговоры. Вскоре Генриха III убил монах Жак Клеман, и престол достался Генриху Наваррскому.