Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
Румянцев был в Яссах; Дунайская армия держала фронт самый решающий, от усилий которого зависела судьба мира. Фельдмаршал спросил, что в Сечи. Потемкин отвечал в том духе, что в Сечи нет связей семейных, нет общественных, оттого не может быть прочных связей не только с Россией, но даже с Украиной...
В сенях штаба он обратил внимание на офицеров, сидевших на полу, закованных в цепи, и спросил Румянцева, кто такие.
– - Журжу сдали... завтра их расстреляем!
Даже из краткой беседы с фельдмаршалом Григорий Александрович понял: кампания не ладится. Пожалуй, она великой не станет, ибо
– - Пока у нас нет флотилии на Дунае, нам и думать нечего, чтобы эту прорву форсировать всею армией. Без кораблей тошно!..
Потемкин получил от него корволант (летучий корпус), с которым отправился в Крайовский банат, на границу с Венгрией, готовый отбить любое нападение австрийцев. Вскоре князь Репнин привел свои дивизии в Турну, подчинив себе корволант Потемкина. Николай Васильевич сообщил, что турки освобождают Обрсскова -это хороший признак. Но, осмотрев Турну, князь нашел крепость прочной и отступил, приказав ретироваться и Потемкину. Но время ретирады тот проспал, а когда проснулся, турки сделали нападение. С пятью тысячами сабель корволант выдержал натиск двадцати тысяч -- три дня подряд бились насмерть, резались саблями, и Потемкин вышел победителем. Отходя, он спалил дотла несколько магазинов и потопил вражеские корабли, завершив партизанский рейд у стен Силистрии.
– - Кажется, я начинаю понимать войну, -- подумал он.
Но едва добрался до Ясс -- свалился замертво; лекарь Гензель поставил диагноз: чума... Потемкин услуги врачей отверг, доверясь ординарцам своим -- запорожцам Пискуну и Самодрыгс:
– - Лечите, братцы, как в кошах лечат...
Была уже промозглая осень. Запорожцы раздели Грицко Нечесу, вывели на двор и стали окатывать из ведер ледяною водой. Утром давали чарку водки с порохом и золою, вечером поили водкой с лошадиной мочой, и "чумы" не стало. Тут Потемкин возликовал:
– - Тех бы лекарей перевешать всех, яко псов!
За годы войны сложилось главное качество Потемкина: надменный в общении с высшими, он был душевно добр и неизменно покладист с людьми, стоящими ниже его.
Таким он и останется навсегда -- до самой смерти!
Румянцев испытывал тревогу не напрасно... Когда граф ОрловЧесменский проезжал через Вену, он исполнил личное поручение Панина, ознакомив двор Габсбургов с русским проектом мирного договора. Получив такой документ в руки, Мария-Терезия сразу собрала войска в Трансильвании, чтобы -- совместно с турками!– - выступить против России. Императрица сказала сыну Иосифу II, что русский проект будущего мира с Турцией она швырнет в Сераль, как бомбу.
Ее посол Тугут вручил проект султану турецкому.
– - Русская кралица сошла с ума!– - разбушевался Мустафа III.– - Разве Черное море не взбурлит кипятком, появись там корабли гяуров? С чего московы взяли, будто мы уйдем из Крыма, как шумные гости с веселого пира? Мы еще вернемся в Кафу... Моя власть всюду там, где высятся минареты наших мечетей!
Графиня Дюбарри прогнала Шуазеля некстати, и Кауниц тосковал, ибо герцог Эгильон более полугода не отвечал на его письма. Проанализировав обстановку, Кауниц
– - Я не нашел в короле Пруссии ничего дурного, но и не обнаружил ничего хорошего. А мы, кажется, пошли на поводу этого старого интригана, -- доложил он Марии-Терезии.– - Еще не поздно сделать шаг назад, обратясь от Фридриха к Мустафс Третьему... Восток реален: русские в Крыму и на Дунае, это приводит меня в яростное содрогание!
– - Меня тоже, -- прослезилась "маменька".– - Не пришло ли уже время набить наши сундуки пополнее?..
Тугут получил новые инструкции: Австрия поможет Турции одолеть Россию, султан вернет себе Крым; в залог этой неугасимой дружбы Мустафа III должен уплатить Марии-Терезии 12 миллионов флоринов... Турки клюнули на эту приманку и торопливо привезли в Землин первые три миллиона -- задаток! При этом они нижайше просили австрийцев как можно скорее ратифицировать договор.
Кауниц снова навестил императрицу.
– - Если деньги попали в наши сундуки, -- рассудила Мария-Терезия, -- так зачем спешить с ратификацией? Договор наш абсолютно тайный, а значит, Мустафа не станет трезвонить по Европе, что мы его обокрали. Не таковы сейчас дела Сераля, чтобы он полез в драку с нами из-за каких-то трех миллионов.
Кауниц заметил, что Мустафа, собирая для них флорины, пустил в переплавку золотую посуду и заставил своих жен отдать все свои кольца, аграфы, браслеты и серьги.
– - У него голова болит о своих женах, а мне всегда надо помнить о своих детях, -- отвечала Мария-Терезия...
Выходя из ее кабинета, канцлер торжественно заверил придворных, что Австрия останется верная своей миролюбивой политике:
– - Мы заставим Россию убраться на те рубежи, с которых она начала эту войну. Мы накажем и поляков за их строптивый характер. Кроме того, Вена рано осушила слезы: мы еще не смирились с потерей нашей Силезии...– - Сейчас он шантажировал и Россию и Пруссию!
– - Немецкая река Дунай, -- плотоядно бормотал Кауниц, -издревле течет в русле германской истории... нам нужна еще Висла! Австрия по горло сыта этой славянщиной... Довольно уступок! Мы никогда не откажемся от своих заветов...
Каждый день отныне доставлял ему радость.
– - Ваше величество, -- обрадовал канцлер императрицу, -- Бог снова заодно с нами. Имею очень приятное сообщение: Россия вымирает от чумы, а Яицкое войско охвачено восстанием.
Мария-Терезия, хлопнув в ладоши, ответила:
– - Si Deus nobiscum, quis contra nos? [23] Пусть эти русские, зараженные схизмой, перемрут все до единого...
Английский посол в Стамбуле, отличный шпион, навестил драгомана Мавромихали и сказал, что ему известно о тайном сговоре султана с венским двором. При этом он выложил кисет с деньгами.
– - Здесь сто пиастров. Я жду от вас копии трактата.
– - Мне отрубят голову, -- сказал Мавромихали.
– - Но сто пиастров вы уже взяли...
С копии трактата он снял еще две копии и переслал одну Фридриху II, а другую в Петербург. Открылась неприглядная картина свирепой жадности Марии-Терезии: она хотела обладания Польшей -- до самых стен Варшавы, цеплялась за Галицию с Буковиной, жаждала виноградной Молдавии и мясной Валахии... Никита Иванович Панин даже не удивился: