Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Очаровывать-это все, что мне осталось...
За окнами крутились фейерверки, от грохота выстрелов дребезжали оконные стекла. Петр, как и следовало ожидать, напился с быстротой, вызвавшей удивление врагов и друзей. Но, естественно, когда вещает император (пусть даже пьяный), все должны внимать его величеству с приличествующим подобострастием.
– - Почему от меня прячут наследника Павла?– - бормотал он.– - Этот плутишка меня любит... жалую его в капралы гвардии!
Его взгляд замер на воспитателе сына -- Панине:
– - А тебя сразу в полные генералы... ты слышал?
– -
– - Вот, -- обратился Петр к прусскому послу фон дер Гольцу, -- после этого и верь людям! Мне все уши прожужжали, что Панин умный. Но только олухи могут отказываться от генеральского чина...
Он подослал к жене своего адъютанта Гудовича:
– - Государь изволят передать вам, что вы... вы...
Гудович покраснел и умолк. Екатерина сказала:
– - Продолжайте. Я вас слушаю.
– - Он велел... что вы... извините-дура!
Фейерверки спадали на сизую воду Невы разноцветными хлопьями. Гудович уже пошел обратно. Но тут император, боясь, что холуй не осмелился донести его слова до Екатерины в их первозданной ясности, через весь стол крикнул жене:
– - Ты-дура! Дура, дура... дура!
Глаза женщины увлажнились от слез.
– - Не обращай внимания, Като, -- шепнул ей Строганов, -- и ты останешься мудрейшей за этим столом.
Послы делали вид, что поглощены едою, и гора салата из раковых шеек таяла быстрее, чем снежный сугроб на солнцепеке.
– - А тебя -- в ссылку!– - велел император Строганову...
Граф Горд переслал через пажа Екатерине записку: "На выходе из-за стола вы будете арестованы". Екатерина обратилась к принцу Георгу Голштинскому, властно напомнив, что ее мать, герцогиня Ангальт-Цербстская, тоже вышла из Голштинского дома:
– - Если меня решили подвергнуть арестованию, то соизвольте, как родственник, сделать так, чтобы не страдало мое самолюбие.
– - Успокойтесь. Он скоро протрезвеет...
Эта "дура", повисшая над императорским застольем, эта "дура", о которой посольские курьеры завтра же оповестят все газеты Европы, эта "дура" сделала обед 9 июня 1762 года обедом исторического значения: теперь для захвата престола Екатерине не хватало лишь слабого толчка...
Интересно: с какой стороны он последует?
Через три дня император со свитою отъехал в Ораниенбаум; когда он подсаживал в карету многопудовую Лизыньку, фельдмаршал Миних дальновидно напомнил:
– - Вы, государь мой, покидая столицу, должны брать с собою не метрессу, а наследника престола -- Павла.
– - С сыном остается моя мегера.
– - Вот именно, что она-то и остается. Императрица остается, престолонаследник остается, а вы берете в дорогу свою телку, арапа, винный погреб да еще меня, старого каторжанина...
С отбытием императора Петербург заметно опустел. Григорий Орлов находился под надзором Степана Перфильева, а связь с гвардией Екатерина поддерживала через Алехана. В эти дни он доложил, что казну Артиллерийского ведомства Гришка (по чину цалмейстера) уже разворовал. Екатерина от души засмеялась:
– - А что генерал-фельдцейхмейстер Вильбоа?
– - Он догадывается, куда пошли эти денежки.
– - Но молчит, и я благодарна ему за молчание...
17
– - Желаю вам успеха, -- сказал гетман.– - Я уже велел отнести в подвал Академии печатный станок... Манифест о вашем восшествии на престол будет опубликован сразу же, без промедления.
– - Вы меня еще любите, граф?– - спросила Екатерина.
Разумовский промолчал. Она вздохнула.
– - Благодарю за то, что вы меня любили.– - Женщина с силой захлопнула дверь кареты, крикнув кучеру: -- Вперед, черт побери!
Из окон Монплезира виднелось тихое море. Надсадно кричали чайки. Солнечный свет легко дробился в зелени лип, посаженных еще Петром I. На пристани со скрипом раскачивались старинные медные фонари. Екатерина задумчиво бродила по комнатам безлюдного павильона. От нечего делать прочитала инструкцию Петра I для ночующих в Монплезире: "Не разуфся с сапогами на постелю не ложица" -- это ее развеселило. Потом она пригнала лодку к самому павильону, оставив весла наготове -- в уключинах.
– - Зачем вам это?– - спросила ее Шаргородская.
– - Мало ли что... лодка не помешает.
Было очень жарко, ночью она спала с открытыми окнами.
Через день император потребовал от жены, чтобы прибыла в Ораниенбаум, где в Китайском дворце была разыграна пастораль. Петр сам пиликал в оркестре на скрипке, Елизавета Воронцова, следя за танцами Сантини и Маркур, искоса бросала на императрицу настороженные взоры (Екатерина не знала, что вчера муж получил два доноса, взаимно исключающие один другой: некий Будберг докладывал, что Орловы уже готовы для свержения императора, а Степан Перфильев докладывал, что у Орловых нет дня без игры и выпивки, никаким заговором и не пахнет, потому что все пьяные -- и он сам пьян!). Екатерина ужинать в Ораниенбауме не осталась. Петр со скрипкою в руках вышел ее проводить. Накрапывал мелкий дождик, любимый арап Нарцис тащил за императором бутылки с пивом.
– - Я вас больше не держу, -- сказал Петр жене.– - Но напоминаю, что в четверг двадцать восьмого июня мы встретимся...
Наступал день Петра и Павла -- день именин самого императора и его сына-наследника. Екатерина жестом подозвала карету.
– - Мне снова приехать в Ораниенбаум?– - спросила.
– - Нет, я сам заеду за вами в Петергоф и буду надеяться, что мне и моей свите вы устроите отличный веселый ужин.
– - Хорошо. Ужин я вам устрою...
Карету подали. Нарцис открыл бутылку с пивом. Император поднял ее в одной руке, а в другой -- скрипку:
– - Спокойной ночи, сударыня.
– - И вам, мой дражайший супруг...
Больше они никогда не увидятся! (Перед смертью она писала старому Алехану: "Разве можно забыть 24, 26 и 28 июня?" Непроницаемая тайна окутала две первые даты. Нам не дано знать, как провела эти дни Екатерина...)
Но зато 27 июня случилось то непредвиденное, что ускорило события 28 июня... В полку Преображенском, где служил капитан Пассек, один капрал подошел к поручику Измайлову:
– - А что, скоро ли учнем императора свергать?