Фаворит. Том 1. Его императрица

Пикуль Валентин Саввич

– - Есть! Не приставая к берегу, плыть в Ревель.

– - Но гребцы на галере уже измучены.

– - Так это гребцы, а не придворные, -- сказал Миних.

В три часа ночи Петр высадился в Ораниенбауме, в Японской зале дворца ему стало дурно. С трудом нашли хлеба, чтобы накормить всю придворную ораву. Петр начал составлять письмо к жене, при этом он предупредил вице-канцлера князя Александра Голицына:

– - Вы и отвезете! На словах же передайте этой Мессалине, что я согласен поделить с нею власть над Россией.

Екатерина

следовала на Ораниенбаум во главе гвардии, а два первых эшелона (гусары Алехана Орлова и артиллерия) прошли по шоссе еще раньше, жестоко объедая дорожные харчевни. Войска были на ногах с семи утра, а теперь падали от усталости. Конница измоталась, лошади 14 часов подряд находились под седлами и вальтрапами. Возле "Красного кабачка" императрица велела сделать привал.

Петергофское шоссе вмиг будто вымостили булыжником: солдаты разом легли на дорогу. Екатерина поднялась на второй этаж трактира, в убогой каморке для проезжих путников она плашмя рухнула на постель. Но тут же приехал Панин, с которым она стала заниматься распоряжениями по флоту и армии. Никита Иванович сказал:

– - Разумно ли сверженного императора помещать в крепости Шлиссельбурга? То Иоанн, то Петр... Стыдно перед Европой: из Шлиссельбурга сделали депо для хранения свергнутых царей!

Панин ознакомил ее с секретным указом Петра III, обращенным к стражам Иоанна Антоновича: "Буде сверх нашего чаяния ктоб отважился арестанта у вас отнять, противиться сколь можно и арестанта живого в руки не отдавать..." -- документ чрезвычайно важный.

– - Благодарю вас за него, -- сказала Екатерина.

В шесть часов утра эшелон императрицы двинулся далее и маршировал до Сергиевой пустыни, где Екатерину поджидал невозмутимый вице-канцлер Голицын с первым письмом от Петра.

– - А вы проезжали Петергоф?
– - спросила женщина.

– - Да, гусары Орлова уже заняли его.

– - Здорово проучили голштинцев?

– - С презрением к ним: без оружия -- кулаками...

Екатерина прочла цидульку от мужа, обещавшего исправиться и уважать ее, как мать и супругу. Она тяжело вздохнула.

– - Я жду ответа, -- напомнил вице-канцлер.

Екатерина протянула ему руку для поцелуя:

– - Это вам заменит присягу, а ответа не будет...

Во время проезда Конной гвардии через Петергоф генерал Измайлов вручил Екатерине второе письмо от мужа.

– - Вы откуда прибыли?
– - спросила она, спешиваясь.

– - Из Ораниенбаума... от его величества.

Екатерина с ловкостью гусара уперлась ногою в потное брюхо коня, подтянула подпругу, поправила бархатный вальтрап.

– - Величие его ложно! А что в этом письме?

– - Отречение -- сказал Измайлов.

Екатерина разломала хрупкие печати на конверте.

– - Черт вас всех раздери!
– - выговорила с недовольством.
– Второе письмо начертано карандашом. Что у него там? Неужели даже чернил развести некому?

Отречение придется переписать. Конечно, не так бездарно, как оно составлено. А так, как я сама напишу!

8. СОБАЧКА СО СКРИПКОЙ

Петр III отрекался от престола, прося отпустить его в Голштинию с Гудовичем и Лизкой Воронцовой; еще ему хотелось сохранить при себе любимую "мопсинку" и скрипку, он умолял Екатерину не разлучать его с арапом Нарцисом, умеющим быстро и ловко откупоривать бутылки с английским пивом... "Как схватить этого придурка?" Измайлов проник в мысли женщины и помог ей.

– - Вы считаете меня честным человеком?
– - спросил он.

Екатерина не стала вступать в нравственные дебаты:

– - Вы и отвезете в Ораниенбаум мой конспект его отречения. И пусть этот несчастный -- чернилами, а не карандашом!
– - заверит весь мир, что отречение официально, безо всякого принуждения с моей стороны... Только с вашей честностью это и делать.

Доверие внешнее, зато недоверие внутреннее: за Измайловым поехали Григорий Орлов, вице-канцлер Голицын и Панин. Петр писал под диктовку: "В краткое время правительства моего самодержавного Российским государством, самым делом узнал я тягость и бремя, силам моим несогласное..." Он все время беспокоился:

– - А мопсинку со скрипкой оставят мне?

– - Господи, -- отвечал Орлов, -- да на што нам они-то?

– - Карета подана!
– - громогласно доложил Потемкин; своими же руками он затолкал императора в возок.
– - Па-а-алаши... вон!

Петр снова упал в обморок, вывалившись из кареты, будто ватная кукла. Тут с него содрали мундир, лишили шпаги и ордена святого Андрея. Екатерина не пожелала видеть мужа, но его фаворитку до себя все-таки допустила, спросив со всей строгостью:

– - Так это вы клубнику с грядок моих обобрали?

Восемь пудов добротного белого мяса, из которого природа слепила Воронцову, тряслись от рыданий, будто зыбкое желе.

– - Виновата я, -- пропищала она тоненько, как комар.

– - Месть моя будет ужасна, -- сказала Екатерина.
– - На помилование не надейтесь: сейчас же отсюда отправляйтесь в Москву, и там я устрою вам пытку-выдам замуж за старика!

Потом разложила на столе чистенькую салфетку:

– - Живо складывайте сюда все свои драгоценности.

Лизка вцепилась в алмазный "букет" на груди.

– - Без возражений! Это я отдам вашей сестре Дашковой...

Екатерина велела передать Петру: пусть сам изберет себе место для временного пребывания. Ему нравилась Ропша:

– - Там и рыбка хорошо клюет, особенно по утрам...

Увозили его в карете с опущенными на окнах шторами. Главным в охране сверженного императора назначили Алехана Орлова, который набрал себе не помощников, а, скорее, собутыльников: капитана Пассека, князя Барятинского, Ваську Бибикова, Рославлевых, Баскаковых и прочих.