Фавориты Фортуны
Шрифт:
— Скажу, что боги мужчин воистину оскорблены. Скажу, что ты обязан отослать от себя жену, что ты никогда больше не смеешь видеть ее. Ты не должен позволять ей осквернять твое жилище или законно возложенные на тебя обязанности.
На лице Суллы отразилось страдание. Все это видели.
— Я люблю мою жену, — хрипло проговорил он. — Она была верна и предана мне. Она родила мне детей. До меня она оставалась верной и преданной женой Марка Эмилия Скавра и также родила ему детей. Я не знаю, почему боги мужчин требуют от меня этого и чем моя жена не угодила им.
— Твои чувства к жене не вызывают сомнений, —
Метелл Пий резко обернулся, встав лицом к собравшимся, и произнес громким, суровым голосом, не заикаясь:
— Я ваш великий понтифик! Тот факт, что сейчас я говорю, не заикаясь, — яркое свидетельство того, что Юпитер Величайший использует меня как свой сосуд и что я одарен его языком. Я объявляю жену этого человека нечистой. Ее присутствие в его жизни и в доме — оскорбление нашим богам. Эту женщину надлежит немедленно убрать из жизни этого мужчины и из его дома. Я не требую голосования. Если кто-то из присутствующих не согласен со мной, пусть скажет это сейчас.
Тишина стояла такая, словно в храме не было ни одного человека. Метелл Пий повернулся к диктатору:
— Мы приказываем тебе, Луций Корнелий Сулла, чтобы ты повелел своим слугам вынести твою жену Цецилию Метеллу Далматику из твоего дома и перенести ее в храм Юноны Соспиты — Спасительницы, где она должна оставаться до конца своих дней. Ни под каким видом ты не должен ее видеть. А после того как ее унесут, я велю царю священнодействий и фламинам Марса совокупно с фламинами Юпитера провести очистительный ритуал в доме Луция Корнелия.
Он накрыл голову краем тоги.
— О Небесные Близнецы, имя которым Кастор и Поллукс, или Диоскуры, или Боги-хранители домашнего очага, я назову вас любым именем, которое вы предпочитаете, — вы, что можете быть богами или богинями или вообще лишенными пола! Мы собрались в вашем храме, потому что нуждаемся в вашем посредничестве между могучим Юпитером Наилучшим Величайшим, отцом вашим, и триумфатором Геркулесом Непобедимым. Молим вас, станьте нашими свидетелями перед всеми богами: мы чисты и стремимся исправить то, в чем допустили ошибку. В соответствии с договором, который был заключен во времена битвы при озере Регилл, мы обещаем принести вам двух белых близнецов-жеребят, как только найдем такую редкую жертву. Будьте же милостивы к нам, как всегда.
Предзнаменования были благоприятными, и решение великого понтифика получило одобрение. Свет раннего утра заливал внутреннее помещение храма, проникая туда через открытые двери. Но когда солнце поднялось, в храме вдруг стало темно и чуть слышно просвистело холодное дыхание какого-то странного ветра.
— И последнее, прежде чем мы разойдемся, — сказал Сулла.
Все замерли.
— Мы должны восстановить Книги Сивиллы-прорицательницы. Хотя у нас еще осталась Книга Вега и Тагета, сохранившаяся в храме Аполлона, она бесполезна,
— Ты прав, Луций Корнелий, это надо сделать. Я подберу подходящего человека.
В дом Суллы диктатор и Метелл Пий вернулись вместе.
— Моей дочери это не понравится, — предупредил диктатор, — но если она услышит о решении от тебя, может быть, она не будет во всем винить меня.
— Мне очень жаль, что все так получилось.
— Мне тоже! — грустно отозвался Сулла.
Корнелия Сулла поверила своему отцу — факт, который удивил ее не меньше, чем отца.
— Думаю, отец, что ты ее любишь, насколько вообще способен любить. Я не так дурно отношусь к тебе, чтобы предполагать, будто ты хочешь попросту от нее отделаться.
— Она действительно умирает? — спросил Метелл Пий, терзаясь сомнениями, потому что это была его идея — поместить Далматику в храм Юноны Спасительницы до конца ее дней.
— Теперь очень скоро, как говорит Луций Тукций. Опухоль в последней стадии развития.
— Тогда давайте покончим с этим как можно быстрее.
Восемь здоровенных носильщиков подняли Далматику с постели. Но это было сделано не в торжественной тишине. Выдержка, с которой жена Суллы прожила свою жизнь до сегодняшнего дня, покинула ее, как только она услышала решение жрецов и поняла, что больше никогда не увидит Суллу. Пока ее уносили, она кричала, плакала, снова и снова выкрикивая его имя, а Сулла сидел в своем кабинете, зажав уши, и слезы катились по щекам. Еще одна цена, которую он должен заплатить. Но обязан ли он был платить эту цену ради Фортуны — или даже ради Метробия?
Четыре храма стояли рядом за пределами Сервиевой стены на территории овощных рынков: храм Милосердия, храм Януса, храм Надежды и храм Юноны Спасительницы. Забота о беременных женщинах была не единственной и даже не главной функцией этой богини. Она одновременно являлась воинственным образом Великой Матери Пессинунтской, Юноной Змей из Ланувия, Царицей Небес и Спасительницей женщин. Вероятно, из-за этого последнего ее качества уже давно стало обычаем для женщин, разрешившихся от бремени мертвым ребенком, приносить его Юноне Спасительнице и оставлять в храме как приношение.
Во время Италийской войны, когда не хватало ни денег, ни храмовых рабов, Метелле Балеарике, благочестивой супруге Аппия Клавдия Пульхра, приснился сон, будто явилась к ней Юнона Соспита, горько жалуясь на судьбу: ее храм так грязен, что богиня не может больше в нем жить. И Балеарика пошла к консулу Луцию Цезарю и потребовала, чтобы он помог ей вычистить храм. Они обнаружили там горы сгнивших плацент. Весь пол был покрыт заплесневевшими, прогнившими останками умерших рожениц, собак, младенцев, крыс. Будучи сама в то время беременной, матрона Балеарика занималась этой вызывающей тошноту уборкой вместе с консулом Луцием Цезарем. Цецилия Метелла Балеарика умерла спустя два месяца после рождения своего шестого ребенка, Публия Клодия.