Фавориты Фортуны
Шрифт:
Эмилия не отличалась сообразительностью. Ей никогда не удавалось примириться с тем, что ее мать вышла замуж за Суллу, который ей не нравился и внушал страх. В первые годы редкие встречи Эмилии Скавры с отчимом показали ей, что он довольно привлекателен, — это позволяло ей понять чувства матери к нему. Но после того как болезнь так изменила его к худшему, она не могла взять в толк, почему чувства Далматики к Сулле остались прежними. Как вообще женщина может любить такого безобразного, ужасного старика? Эмилия, конечно,
А теперь ее призвали к нему, и в такой спешке, что она едва успела оставить записку для Глабриона. Отчим приветствовал ее, похлопав по руке и заботливо посадив в удобное кресло, — это заставило ее сжать зубы и в страхе приготовиться к дальнейшему. Чего он хочет? Сулла был в веселом настроении и так же полон дурных намерений, как она полна ребенком.
Когда вошла мать, в точности повторилась процедура с похлопыванием по руке и заботливым усаживанием. Молодой женщине показалось, что Сулла просто тянет время, чтобы привести их в надлежащее настроение. Вызвать у них предчувствия, чтобы все, что он намерен был сделать, доставило ему больше радости. Ибо это немаловажно.
— Как чувствует себя маленький Глабрион? — достаточно вежливо спросил Сулла свою падчерицу.
— Очень хорошо, Луций Корнелий.
— И когда же наступит сие знаменательное событие?
— К концу года, Луций Корнелий.
— Хм! Ужасно! Еще так долго!
— Да, Луций Корнелий, еще долго.
Он сел, забарабанил пальцами по цельной дубовой спинке своего кресла, губы сложены в трубочку, взгляд устремлен вдаль. Затем взгляд, которого она так боялась, остановился на ней. Эмилия Скавра вся затрепетала.
— Ты счастлива с Глабрионом? — вдруг спросил Сулла.
Она вскочила.
— Да, Луций Корнелий.
— Правду, девочка! Я хочу правду!
— Я счастлива, Луций Корнелий, я действительно счастлива!
— Ты выбрала бы кого-то другого, будь твоя воля?
Она вдруг покраснела, опустила глаза.
— Мне никто другой не нравился, Луций Корнелий, если ты это имеешь в виду. Маний Ацилий мне приятен.
— Все еще приятен?
— Да, да! — в отчаянии воскликнула она. — Почему ты продолжаешь спрашивать? Я счастлива! Я счастлива!
— Жаль, — сказал Луций Корнелий Сулла.
Далматика выпрямилась в кресле.
— Муж, что все это значит? — строго заговорила она. — К чему все эти вопросы?
— Я хочу сказать, жена, что мне не нравится союз твоей дочери и Мания Ацилия Глабриона. Он считает безопасным для себя критиковать меня, потому что он член моей семьи, — гневно объяснил Сулла. — Поэтому я не могу позволить ему оставаться членом моей семьи. Я развожу его с твоей дочерью. Немедленно.
Обе женщины ахнули. На глазах Эмилии Скавры выступили слезы.
— Луций
— Ты знаешь, что можешь, — спокойно сказал диктатор. — Ты сможешь сделать все, что я тебе скажу. И я говорю тебе, что ты разведешься с Глабрионом немедленно.
Он хлопнул в ладоши. Появился секретарь по имени Флоскул с документом в руке. Сулла взял документ, кивком отпустил секретаря.
— Подойди сюда, девочка. Подпиши это.
Эмилия Скавра опять вскочила:
— Нет!
Далматика тоже встала.
— Сулла, ты несправедлив! — сказала она решительно. — Моя дочь не хочет разводиться с мужем.
И тут проявился монстр.
— Мне наплевать, чего хочет твоя дочь. Иди сюда, девочка! И подпиши.
— Нет! Я не подпишу, не подпишу!
Он покинул свое кресло так быстро, что женщины даже не успели заметить этого. Пальцы его правой руки клещами обхватили ее губы и буквально вздернули ее на ноги. Эмилия закричала от боли и заплакала навзрыд.
— Остановись, остановись! — кричала Далматика, стараясь оторвать его от дочери. — Пожалуйста, я прошу тебя! Отпусти ее! Она же беременна! Ты не можешь причинять ей боль!
Но пальцы сжимались сильнее и сильнее.
— Подпиши, — повторил он.
Эмилия не могла ответить, и ее мать тоже не в силах была проронить ни слова.
— Подпиши, — проговорил мягко Сулла. — Подпиши, или я убью тебя, девочка, убью без сожаления, как убивал легатов Карбона. Какое мне дело до того, что ты набита глабрионовым отродьем? Для меня было бы лучше, если бы ты его потеряла! Подпиши развод, Эмилия, или я отрежу твои груди и вырву из тебя матку!
Она подписала, продолжая кричать. Сулла отбросил ее от себя с презрением.
— Ну вот, так-то лучше, — заметил он, вытирая с руки ее слюну. — Впредь никогда меня не зли, Эмилия. Это неумно. А теперь ступайте обе.
Далматика прижала дочь к груди и впервые посмотрела на Суллу с ненавистью и отвращением. Он увидел этот взгляд, но, казалось, остался равнодушным и повернулся к ним спиной.
На своей половине Далматика осталась наедине с дочерью, впавшей в истерику. В груди ее бушевал гнев, с которым нужно было справиться. Понадобилось время, чтобы обе успокоились.
— Я слышала, что он может быть таким, но никогда не видела этого, — сказала Далматика, когда немного пришла в себя. — Ох, Эмилия, мне так жаль! Я попытаюсь отговорить его, как только смогу посмотреть на него без желания выцарапать ему глаза.
Но молодая женщина замахала рукой:
— Нет! Нет, мама, нет. Ты только сделаешь хуже.
— Что же мог натворить Глабрион, чтобы спровоцировать такое?
— Наверное, ляпнул что-то, чего не должен был говорить. Ты же знаешь, он не любит Суллу. Он все намекает мне, что Сулле слишком уж нравятся мужчины.