Фавориты Фортуны
Шрифт:
— Ее легко исправить! — отозвался Силий, который теперь смотрел на Цезаря с большим уважением. Он свистом подозвал дюжину резервистов, стоявших неподалеку. — Мы построим для тебя пирамиду из людей и щитов.
Спустя некоторое время Цезарь уже стоял в полный рост на четырех щитах, которые держали над головами солдаты. Он забрался туда по живой лестнице.
— Берегись пик! — крикнул ему Силий.
Теперь Цезарю стало очевидно, что исход сражения до сих пор неясен, но тактика Лукулла в основном себя оправдала. Похоже, враг почувствовал, что вот-вот окажется в кольце римлян.
— Дай мне наш штандарт! — крикнул Цезарь,
— Ну вот, это, по крайней мере, даст знать командующему, что мы живы и удерживаем позиции, как нам и приказано, — сказал Цезарь, соскакивая вниз и показав при этом двум копьеносцам неприличный жест. — Спасибо за пирамиду. Пока трудно сказать, кто победит.
Вскоре после этого митиленцы предприняли общее наступление на каре Цезаря.
— Нам не удержаться, — предупредил Силий.
— Удержимся, Силий! Сожми строй, как куриную гузку! Давай, Силий, быстрее!
Цезарь пробрался туда, куда был направлен главный удар. Силий находился с ним. Они стали крушить врага направо и налево, чувствуя отчаянное сопротивление. Эта поставленная в безвыходное положение когорта римлян должна была умереть, как пример для остальных. Кто-то мелькнул рядом, Цезарь услышал, как ахнул Силий, и увидел опускающийся меч. Как ему удалось отогнать щитом нападавшего и отклонить удар, который расколол бы голову Силия, Цезарь потом так и не смог понять. Он знал лишь, что сделал это, а потом убил врага кинжалом, хотя та же рука держала щит.
Этот инцидент стал чем-то вроде переломного момента в бою. Натиск врага начал ослабевать, и через некоторое время когорта смогла перейти в наступление. Дошли до запертых ворот. Под их укрытием фимбрийцы повернулись лицом к отдаленной стене римлян. Они торжествовали: теперь ничто не выбьет их с позиций!
Так и произошло. Примерно за час до заката Митилена прекратила борьбу, оставив тридцать тысяч убитых на поле боя, в большинстве стариков и детей. Безжалостно верный слову, Лукулл казнил всех женщин с Лесбоса, что околачивались в римском лагере. Но в то же время он позволил женщинам Митилены забрать с поля боя своих мертвых, чтобы похоронить их, как положено.
Цезарь потом узнал, что понадобился целый месяц, чтобы ликвидировать последствия сражения, и это оказалось труднее, чем подготовиться к самому сражению. Его когорта, с которой он теперь не расставался, решила, что молодой Цезарь проявил себя достойным учеником Гая Мария. Конечно, Цезарь не собирался рассказывать им о том, что покровительство Гая Мария в конце концов проявилось в форме навязанного юноше фламината. Фимбрийцы сходились на том, что командовать ими должен Цезарь. За несколько дней до церемонии, на которой Лукулл и губернатор Терм должны были награждать тех, кто отличился в бою, центурион Марк Силий пришел к Лукуллу и Терму и официально заявил, что Цезарь лично спас ему жизнь в бою, а потом удерживал позицию до конца сражения. Он также поклялся, что именно Цезарь спас когорту от неминуемой гибели.
— Будь это полный легион, ты получил бы венец из трав, — сказал Терм, надевая венок из дубовых листьев на крупную златокудрую голову Цезаря, раздвинув для этого концы венка. — Но поскольку это была лишь когорта, самое большее, что Рим может сделать, это дать тебе corona civica.
Помолчав
— Ты понимаешь, Гай Юлий, что по новым законам Республики награждение гражданским венком автоматически вводит тебя в Сенат и дает тебе право на другие отличия. Определенно можно подумать, это Юпитер Наилучший Величайший решил, что ты необходим ему в Сенате! Место, которое ты потерял, перестав быть фламином Юпитера, теперь возвращено тебе.
Цезарь оказался единственным участником битвы при Митилене, которого отличили таким образом, а его когорте дали фалеры, чтобы украсить ими знамя когорты. Марк Силий был награжден полным набором из девяти золотых фалер, которые он с гордостью прикрепил на грудь своей кожаной кирасы. У него уже имелось девять серебряных фалер (теперь они сияли на спине его кирасы), пять широких серебряных armillae — браслета, и два золотых ожерелья, свисавших на грудь с плеча.
— Я отдаю должное Сулле, — сказал Силий Цезарю, когда они стояли рядом на трибуне среди других награжденных солдат, пока армия салютовала им. — Он может отказать нам в праве вернуться домой, но он поступил справедливо и не отнял у нас наград. — Он с восхищением посмотрел на венок Цезаря. — А ты настоящий солдат, смазливый ребенок, — добавил он. — Я никогда не видел лучшего.
И это, сказал себе Цезарь потом, значительно более ценная похвала, нежели все те банальности и поздравления, которые Лукулл, Терм и легаты обрушили на него во время пиршества, данного в его честь. Габиний, Октавий, Липп и Руф очень радовались за него; оба Лентула отнеслись к случившемуся спокойно. А вот Бибул, который вообще-то не был трусом, но не заслужил ничего, потому что в течение всего боя выполнял обычную работу курьера, сдержаться не мог.
— Я так и знал, — с горечью проговорил он. — Ты не сделал ничего такого, чего не сделал бы каждый из нас, если бы нам посчастливилось попасть в такую ситуацию. Но тебе, Цезарь, выпала удача. Во всем, во всем тебе везет.
Цезарь весело рассмеялся, потрепав Бибула по подбородку. Это вошло у него в привычку. Но Габиний возразил:
— Это значит отрицать доблесть, проявленную в бою. Цезарь пристыдил всех нас уже тем, что столько сделал за минувшую зиму. Да, он пристыдил каждого из нас на поле битвы, сражаясь лучше нас! Удача? Ты, узколобый, завистливый дурак, удача ничего общего с этим не имеет!
— Габиний, ты не должен поддаваться ему, — сказал Цезарь, который мог позволить себе быть снисходительным. Он знал, что это доведет Бибула до слез. — Элемент удачи всегда присутствует. Особой удачи! Это знак благосклонности Фортуны, поэтому такая удача сопутствует людям, чьи качества превосходят качества других. Например, Сулле. Он первый имеет право сказать так о себе. Но подождите и увидите! Удача Цезаря еще войдет в поговорку.
— А удачи Бибула не будет, — сказал Габиний спокойнее.
— Может быть, — сказал Цезарь.
Тон его говорил о том, что это его не интересует. Он не собирался продолжать разговор о каком-то Бибуле.
Терм, Лукулл, их легаты, офицеры и трибуны возвратились в Рим в конце июня. Новый губернатор провинции Азия Гай Клавдий Нерон прибыл в Пергам и вступил в должность. Сулла разрешил Лукуллу возвратиться домой, сообщив ему, что он и его брат Варрон Лукулл в будущем году станут курульными эдилами. В конце письма Сулла писал: