Фавориты Фортуны
Шрифт:
Когда Марий-младший увидел приближавшуюся армию Суллы, спокойствие вернулось к нему. Он принял на себя командование левым флангом, не имея ни малейшего представления о том, что он делает или что должен делать. Две армии встретились после полудня, и прежде, чем закончился первый час сражения, сельские ребята из Этрурии и Умбрии, которые с таким энтузиазмом записывались в армию Мария-младшего, начали удирать во всех направлениях с поля боя от ветеранов Суллы, которые кромсали их без всяких усилий. Один из двух легионов, которые Марий-младший держал в резерве, в полном составе перешел к Сервилию Ватию и стоял спокойно, пока совсем рядом убивали их товарищей.
Последней каплей для Мария-младшего стало зрелище этого предавшего его легиона. Вспомнив, что грозный крепостной город Пренесте недалеко, восточнее Сакрипорта, он приказал отступать в Пренесте.
Центральный фронт Мария-младшего был уничтожен почти до последнего солдата. Правый фланг, ведомый Агенобарбом, остановил сражение и ушел в Норбу. Эта древняя крепость вольсков, фанатично преданных Карбону, располагалась на вершине горы в двадцати милях к юго-западу. Она радостно открыла ворота в своих неприступных стенах, чтобы впустить десять тысяч солдат Агенобарба. Но только не самого Агенобарба! Пожелав своим обессиленным солдатам лучшей доли в будущем, Агенобарб продолжил путь к побережью у Таррацины и оттуда отплыл в Африку, самое удаленное от Италии место, где он мог спокойно все обдумать.
Не зная, что его старший легат сбежал, Марий-младший был доволен своим убежищем. Из этого города Сулле будет очень трудно — если не невозможно — заставить его уйти. Пренесте раскинулся на высоких отрогах Апеннин. В прошлом, на протяжении уже нескольких столетий, это давало городу возможность выдержать многочисленные атаки на его стены. Ни одна армия не могла взять его с тылу, где обнаженная порода, на которой стояла крепость, соединялась с более высокими, отвесными горами. И все же с этого направления крепость можно было снабжать продовольствием, что исключало для осаждающих возможность выманить людей голодом. В самой цитадели имелось множество родников, а в обширных пустотах под величественным алтарем Фортуны Первородной, которым и славился Пренесте, хранилось множество медимнов пшеницы, масла, вина и другой непортящейся провизии, например твердые сыры и изюм, а также яблоки и груши прошлогоднего урожая.
Хотя корни города и были латинскими, а диалектом жители гордились, считая его древнейшим и самым чистым, Пренесте никогда не был союзником Рима. Он боролся на стороне италийских союзников во время Италийской войны. До сих пор город дерзко считал свое гражданство выше римского — ведь Рим был выскочкой! Поэтому горячая поддержка Мария-младшего была со стороны Пренесте вполне логичной. Марий казался народу Пренесте побитой собакой перед карающей мощью Суллы. Сына великого отца приняли очень тепло. В качестве благодарности он распределил своих солдат по группам и разослал их по серпантину, вьющемуся позади цитадели, чтобы достать по возможности больше еды. У Пренесте теперь появилось много лишних ртов.
— К лету Сулла пойдет дальше, просто в силу необходимости, и тогда ты сможешь уйти отсюда, — сказал главный магистрат города.
Предсказанию не суждено было сбыться. После сражения при Сакрипорте прошло совсем немного дней, и Марий-младший и жители Пренесте стали свидетелями такой основательной подготовки к осаде, которая могла объясняться только железной решимостью добиться падения Пренесте. Притоки, которые стекали с отрога в направлении к Риму, все впадали в реку Анио, а те, что стекали с отрога с противоположной стороны, все впадали в реку Толер: Пренесте был водоразделом. И теперь со скоростью, которую запертые в городе наблюдатели сочли невероятной, началось сооружение огромной стены со рвом от отрога со стороны Анио вокруг города и до реки Толер. Когда эти осадные работы были закончены, единственным входом и выходом в Пренесте оставался серпантин по горам позади крепости. То есть при условии, что он не будет охраняться.
Новость о Сакрипорте тайно полетела в Рим прежде, чем солнце село в тот роковой день. Чуть позже слухи разнесут эту информацию по всему Риму. Весть от самого Мария-младшего была послана им лично, ибо как только он оказался за стенами Пренесте, он продиктовал поспешное письмо претору Рима Луцию Юнию Бруту Дамасиппу. В письме говорилось:
В южном направлении от Рима — полное поражение. Нам остается надеяться, что Карбону в Аримине удастся дать
Предлагаю тебе попытаться подготовить Рим к осаде, хотя это может оказаться невозможным для такого огромного города, где далеко не все преданы нынешнему правительству. Если ты считаешь, что Рим откажется быть в осаде, тогда ты должен ожидать Суллу в пределах следующего интервала между базарными днями, ибо нет войска, которое могло бы задержать его между Пренесте и Римом. Не знаю, намерен ли Сулла занять Рим. Я только надеюсь, что он хочет обойти его, чтобы атаковать Карбона. Из того, что я слышал о Сулле от моего отца, в его привычках использование тактики клещей. И он попытается раздавить Карбона, используя Метелла Пия как свою вторую челюсть. Если бы я знал! Но я не знаю. Для Суллы сейчас преждевременно занимать Рим, а я не могу поверить, что Сулла сделает такую ошибку.
Вряд ли я скоро смогу покинуть Пренесте, который с большим радушием принял меня — его жители очень любили Гая Мария и не отказали в поддержке его сыну. Будь уверен, что, как только Сулла двинется навстречу Карбону, я прорвусь и приду на помощь Риму. Может быть, если я сам буду в Риме, его население и согласится выдержать осаду.
Далее, мне представляется, что пришло время разорить все гадючьи гнезда сторонников Суллы в нашем любимом городе. Убей их всех, Дамасипп! Не позволяй, чтобы чувствительность смягчила твою решимость. Те, кто захочет поддержать Суллу, сделают для Рима сопротивление невозможным. Но если те влиятельные лица, которые могут доставить нам такую не приятность, будут к приходу Суллы мертвы, тогда пешки подчинятся нам без возражения. Каждый, кто в военном отношении мог бы быть полезен Карбону, должен покинуть сейчас Рим. Включая и тебя, Дамасипп.
Вот небольшой список имен сторонников Суллы, которые я сейчас могу вспомнить. Знаю, десятки имен я забыл, так что подумай сам о них! Наш великий понтифик. Старший Луций Домиций Агенобарб. Карбон Арвина. Публий Антистий Вет.
Брут Дамасипп выполнил приказ.
Когда Гай Марий незадолго до своей смерти осуществлял кратковременную, но насыщенную кампанию убийств, Квинт Луций Сцевола, великий понтифик, был заколот, и никто не понимал почему. Его предполагаемый убийца (тот самый Фимбрия, консул, выбранный взамен выбывшего, который ушел с Флакком, чтобы освободить Суллу от командования против царя Митридата, а затем убил Флакка) не мог придумать в то время лучшего извинения, чем, смеясь, объявить, что Сцевола заслуживал смерти. Но Сцевола не умер, хотя рана была серьезная. Крепкий и бесстрашный, великий понтифик поднялся и еще два месяца выполнял свои обязанности. Теперь, однако, спасения ему не было. Хотя он и являлся тестем Мария-младшего, его попросту зарезали, когда он пытался найти убежище в храме Весты. Он так и не узнал о предательстве Мария-младшего.
Старый Луций Домиций Агенобарб, консул, погиб вскоре после того, как в своем доме был убит его брат. И нет сомнения, Помпей Великий был бы очень доволен, если бы узнал, что теперь ему не нужно пачкать руки кровью своего тестя. Публий Антистий тоже пал жертвой, а его жена, потерявшая рассудок от горя, покончила с собой. К тому времени как Брут Дамасипп разобрался с теми, кого он считал опасными для Карбона, не менее тридцати голов украшали ростру на Нижнем Римском Форуме. Люди, называвшие себя нейтралами (такие, как Катул, Лепид и Гортензий), заперли двери и отказывались выходить, опасаясь, что кто-нибудь из прихвостней Брута Дамасиппа решит, что они тоже должны быть убиты.
Выполнив грязную работу, Брут Дамасипп ушел из Рима, равно как и его коллега претор Гай Альбин Карринат. Оба присоединились к Карбону. Ответственный за чеканку монет претор Квинт Антоний Бальб тоже в это же время покинул Рим, но во главе легиона. Его задачей было отправиться в Сардинию и отнять этот остров у Филиппа.
Однако самым странным отступничеством стало отступничество трибуна Квинта Валерия Сорана. Большой ученый и известный гуманист, он оказался неспособным простить массовое убийство людей, чья возможная связь с Суллой даже не была доказана. Но как выразить общественный протест, который произвел бы впечатление на целый город? И как одному человеку разрушить огромный Рим? Квинт Валерий Соран пришел к выводу, что мир станет лучше, если Рим вообще перестанет существовать. Поразмыслив, он пришел к следующему решению. Он явился к ростре, поднялся на нее и там, окруженный кровоточащими трофеями Брута Дамасиппа, громко выкрикнул тайное имя Рима: