Фельдмаршал Репнин
Шрифт:
– Почему я должен ждать, - недоумённо спросил Репнин, - разве я не ваш гость?
– Все послы так поступают.
Репнин возмутился. Сесть на простую лавку и униженно ждать? Нет, этого он себе не позволит. Он представляет здесь страну-победительницу и требует соответственного к себе отношения.
– Другие послы, возможно, и ждали приглашения у этих ворот, но я ждать не намерен, - сказал он решительно.
– Я хочу, чтобы меня приняли немедленно, и прошу передать сие вашему начальнику. Ежели меня не желают здесь видеть, я готов уехать обратно.
Поведение российского посла было таким неожиданным,
– Когда же войдём в Диван?
– спросил он чиновника.
– Сию минуту, сию минуту, - угодливо отвечал тот.
Наконец дверь, ведущая в Диван, распахнулась, и Репнин вступил в большое помещение. Кроме того входа, через который его впустили, здесь он увидел ещё несколько дверей. В одной из них показался верховный визирь, в другой - нишанджи, в третьей - рейс-эфенди. После того как визирь прошёл на своё рабочее место, придворный поставил в нескольких шагах от него табурет, предназначенный для посла. Предстояло новое выяснение полномочий.
Репнин знал, что при соблюдении сего протокола послов обычно усаживают на лавку рядом с нишанджи, поэтому сразу отказался от табурета.
– Переведите визирю, - обратился он к переводчику, - если меня не пригласят сесть рядом с нишанджи, я сделаю это без разрешения.
Услышав это, визирь в знак согласия кивнул головой, табурет тотчас убрали, и Репнин сел туда, где ему полагалось быть.
Церемония выяснения полномочий длилась около получаса. Когда она закончилась, визирь отправил рейс-эфенди к султану с письменным докладом. Что до Репнина, то ему предложили идти к последним серальским воротам и ждать султанского приглашения.
Репнин направился к указанным воротам в сопровождении маршала посольства и двух секретарей. На полдороге турки надели на него соболью шубу, а на сопровождавших его особ - шубы горностаевые. В этих одеждах они и уселись на лавку возле ворот в ожидании аудиенции. Ждать пришлось недолго. Вскоре появились два сановника и объявили, что великий султан милостиво согласился допустить послов пред свои светлые очи.
Репнина и его спутников повели в тронный зал. Здесь всё кричало о роскоши: ковры, золото, хрусталь, диковинные украшения... В глубине зала вошедшие увидели трон с восседавшим на нём султаном, по обеим сторонам - застывшие фигуры сановников. Пройдя приличное расстояние между рядами придворных, Репнин трижды поклонился султану, затем произнёс речь, схожую с той, какую говорил при встрече с визирем, а в заключение преподнёс грамоту от государыни-императрицы. Грамоту из его рук принял капитан-паша [23] , который в свою очередь передал её визирю, а уж тот положил на столик возле султана.
23
Капитан-паша– соответствует чину адмирала.
Выслушав перевод речи российского посла, султан что-то сказал визирю. Обращаясь к послу, визирь произнёс короткую речь, которую перевели на русский язык таким образом:
– Его величество государь император,
Российский посол поклонился султану и, посчитав свою миссию законченной, направился к выходу. Дело, порученное ему, было совершено.
...После обмена ратификациями Репнин оставался в Константинополе в качестве чрезвычайного посла более года. За это время ему довелось иметь у султана ещё одну аудиенцию, на которой он высказал желание российской стороны продолжать развитие русско-турецких отношений в благожелательном духе. Несколько встреч было у него и с верховным визирем. На родину князь Репнин выехал 13 апреля 1776 года.
Глава 4
ОМРАЧЁННЫЕ НАДЕЖДЫ
1
Репнин вернулся в Петербург с супругой в конце мая. К этому времени императорский двор уже успел переехать в Царское Село, но многие государственные службы, в том числе и коллегия иностранных дел, оставались на месте. Снедаемый желанием узнать, какие перемены произошли за время его отсутствия, Репнин сразу же после дороги, даже не отдохнув как следует, поехал к первому министру графу Панину. Тот собирался куда-то идти, но, увидев князя, изменил своё решение.
– Сколько же мы не виделись - год?
– разглядывая его с головы до ног, прикидывал Панин.
– Может быть, два?
– До двух лет трёх месяцев не хватает, - улыбнулся в ответ Репнин.
– А что это у вас - подарок?
– Глазами показал на объёмистую шкатулку первый министр.
– Подарок для вас хранит Наталья Александровна, к ней вам придётся поехать, а я привёз вам отчёт о проделанной мною работе.
Панин извлёк из шкатулки кипу бумаг, подержал на ладони и тотчас положил обратно.
– Потом займусь. А сейчас посидим, поговорим. Хотя человек я непьющий, но ради такого случая выпью. Рад твоему возвращению, зело рад.
За столом о Турции почти не говорили. Говорили о событиях в России за время отсутствия Репнина. Самым крупным событием прошлого года Панин назвал празднование по случаю заключения мира Российской и Оттоманской империями. На торжествах, состоявшихся в Москве, присутствовала вся русская знать во главе с императрицей. Программу празднеств составила сама государыня. По её повелению московские мастера возвели триумфальные ворота высотой 48 аршинов. Она хотела, чтобы фельдмаршал Румянцев, в то время всё ещё находившийся в Фокшанах, въехал в Первопрестольную именно через эти ворота и непременно в колеснице, как некогда делали это римские полководцы.
– И как же выглядел Румянцев в сей колеснице?
– поинтересовался Репнин.
– Никак. Фельдмаршал вообще не стал участвовать в таком маскараде. Вначале через своего гонца просил императрицу отменить намеченное триумфальное шествие, но когда узнал, что её величество намерена стоять на своём, в подмосковной деревушке дождался глубокой ночи и въехал в город никем не замеченный. Словом, всех перехитрил.
Репнин рассмеялся: от Румянцева такого поведения стоило ожидать. Терпеть не может маскарадов.