Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич
Шрифт:
— Ваше величество, ваши министры по отношению к нам действуют неоткровенно.
— В чём, ваше высочество?
— Мы не против того, что румынские войска сосредотачиваются в Малой Валахии для действий против Видинской крепости. Но союзные действия должны согласовываться.
— Я прибыл в вашу штаб-квартиру, чтобы изложить наш план начала войны.
— Это большая любезность с вашей стороны. Так что же задумал ваш военный министр?
— Румынская армия переправляется у Четати, обходит Видинскую крепость
— Смею заметить, что такой план наступления на сильную крепость неудачен.
— Почему?
— Во-первых, атака полностью лишена внезапности. Во-вторых, вы рискуете быть опрокинутыми в Дунай. Погибнете в речных водах или будете вынуждены спасаться в Сербии, отступив за реку Тимок. А последнее для вас особенно опасно, князь.
— Чем же, ваше высочество?
— Вы должны знать, что Австрия, объявившая о своём нейтралитете в конфликте на Балканах, одновременно заявила, что примет в нём участие, если война будет перенесена на её территорию.
— Но моё княжество не собирается воевать с Австрией.
— Верно, не собирается. Но турки, преследуя вас, перенесут военные действия не только на сербские земли, но и во владения Австрии. Тогда Валахии и Молдове угрожает участь Трансильвании.
— Моя армия постарается взять Видин и разгромить крепостной гарнизон, хотя он и значителен по силам.
— Тогда в случае успеха вы отбросите войска видинского паши на правый фланг русской армии, которая не успеет переправиться через Дунай целиком. И мы, ваши союзники, получаем вред.
— А как поступать посоветуете моему военному министру вы, ваше высочество?
— Совет здесь может быть только один: союзники должны согласовывать все свои действия, чтобы не навредить ненароком друг другу и добиваться общей победы над турками.
— Хорошо, мой Сланичано будет завтра у вас...
Николай Николаевич доложил о том разговоре в письме императору. Через день в армейскую штаб-квартиру прибыл сын государя великий князь Владимир Александрович с ответным письмом императора. Тот постарался расставить все точки над «i» в вопросах главного командования:
«...Будь уверен, что, несмотря на Моё присутствие в армии. Я ни в чём не буду тебя стеснять, но главные распоряжения должны будут делаться Моим именем, чрез тебя, так как по учреждении армии главнокомандующий в присутствии государя делается Его начальником Главного штаба.
О всех подробностях Мы переговорим лично...»
Русская артиллерия пока ещё не обстреливала турецкие укрепления на противоположном берегу Дуная. Первыми через реку завязали артиллерийскую дуэль турки, причём сделали они это крайне самонадеянно.
Возведённая в Туртукае батарея орудий крупного калибра обстреляла батарею
Когда об этом огневом поединке доложили Николаю Николаевичу, он велел составить благодарственный приказ от своего имени ольтеницкой батарее:
— Поздравить пушкарей от меня лично. Приказ размножить и зачитать перед строем во всех батареях армии — пеших, конных и донских казачьих. Пусть равняются на Ольтеницу...
Боевые действия ещё не начались, а вокруг событий на Балканах в Европе уже шла война дипломатическая. 29 мая великий князь завтракал у императора. Вернувшись к себе, он отпустил по своим делам адъютанта Дмитрия Скалона. Тот, воспользовавшись нечастой свободной минутой, пошёл навестить своего давнего знакомого, прибывшего в Бухарест, секретаря министра иностранных дел князя Горчакова — барона Владимира Александровича Фредерикса.
Фредерикс обрадовался приходу столичного приятеля, хотя и находился в «ужасно удручённом расположении духа». Он с ходу обратился к Скалону с поразившей того просьбой:
— Дмитрий Антонович! Ради бога, помогите мне уйти из МИДа. Устройте меня в армию. Попросите великого князя принять как бывшего преображенца и назначить на любой полк.
— Что это значит, Владимир Александрович? Как мне вас понять? Ужели увлечение войной вас побуждает проситься в строй? А где же здоровье?
— Я постараюсь вынести всё.
— А разве вы сможете вынести тяготы в походе и в бою? У вас, мой дорогой, нет на то необходимых сил. И с первого бивака, после дождя или ночной сырости, вам придётся отправиться в дивизионный лазарет и эвакуироваться из госпиталя домой.
— Так что же мне делать?
— Лучше оставить это увлечение, Владимир Александрович. Не в ваши годы уходить на войну...
Барон Фредерикс горячо перебил собеседника:
— Не это побуждает меня к такому шагу, но полный душевный разлад. Невыносимо наблюдать возмутительную деятельность, в которой я вынужден принимать безвольное участие. Ведь бог знает что у нас творится.
— Что же вас так возмущает?
— Помилуйте, мы только что открыли кампанию, не успели сделать первых шагов, как уже ограничиваем себя в действиях.
— То есть как это — ограничиваем себя в действиях? Я вас не понимаю.
— Дмитрий Антонович, мы дали обещание за Балканы не идти.
От такой мидовской новости полковник Скалой даже ахнул:
— Как за Балканы не идти?!
— Разве вы этого не знаете?
— Ничего не слыхал. И почти уверен, что его высочество тоже не слыхал.