Феминиум (сборник)
Шрифт:
8
– Она так сказала? – Стакан холодил пальцы, но пить не хотелось. Ничего не хотелось. Только вспороть душу, вытряхнуть этого маленького злого червячка, который грызет и грызет, и нет от него спасенья.
– Да, госпожа.
– Надо же, согласилась, – кривая усмешка ломает губы. – Не ожидала.
– Госпожа, я могу идти?
– Звереныш, ты так ничего и не понял.
– О чем вы, госпожа?
– О награде за поединок. – Поставила стакан на столик. – Светлейшая подарила мне ночь с тобой. Ты сам принес ее согласие. – Пальцы
Он не шевельнулся, просто стоял и смотрел, неприятно смотрел, как смотрят на умирающего. Ненависть остро царапнулась в груди, и забилось в сжатых до боли пальцах только одно – убить, убить, убить. Но нельзя, опять нельзя, даже избить нельзя. О светлейшая, за что? Что я тебе сделала?
– Ты слышал, что я сказала?
– Да, госпожа.
Обошел ее, словно мебель, потянулся к пуговицам рубашки неловкими пальцами. Не сдержалась, ударила, сбила с ног, завыла тихонько от непереносимой тоски. За что ты меня так, светлейшая? За что?
Он корчился у ее ног, жалкий, слабый, ненавистный. И хоть бы раз закричал, взмолился о пощаде. Нет. Только смотрел. Так и не научился опускать глаза перед женщиной. Но светлейшей нравится. Это ее забавляет. Стиснула до сладкой судороги рукоять меча. Отвращение яркое, тошнотное вдруг накатило, не перенести.
– Убирайся! Убирайся, звереныш! И передай светлейшей, что я отказываюсь от награды.
– Я передам, госпожа. – Он встал, ухватился за спинку ложа, едва держась на ногах.
А она улыбнется и скажет: я знала. Да, она знает. Злые слезы вдруг покатились по щекам. Она улыбнется. Улыбнется ему, зверенышу. Ему. Гнев и ненависть гремучей смесью выплеснулись в кровь. Хорошо же, светлейшая, хорошо.
– Плевать! – Метнулась к столику, стиснула бутыль в ладони, вязкие капли потекли в стакан. – Плевать на все. Она согласилась. – Отхлебнула жадным большим глотком, передернула плечами, отвратительный вкус. Подошла к Сенги. – Пей, – больно ударила по губам стаканом. – Пей!
Он с трудом проглотил горький напиток.
– Это яд, госпожа?
Викл расхохоталась.
– Слишком большая честь для тебя.
– Я могу уйти, госпожа?
– Нет. Сейчас ты ляжешь. Туда. И живо.
– Да, госпожа, как прикажете.
Мир сузился до размеров комнаты, ласковый, жаркий. Викл зажмурилась, что-то освободилось в ней, огонь пробежал по жилам темной безумной волной. Сорвала оружие, сбросила костюм. Воздух мягко коснулся горячей кожи. Замки Оанды показались такими забавными, и как она раньше этого не замечала.
– Сейчас подействует, звереныш, – она склонилась над ним, обжигая зрачками. – Подожди немного.
Ее голос вдруг наполнился цветом и рассыпался по комнате радужными, шкодливыми пятнами, они бродили по стенам, касались ее лица, текли с губ. Сенги восторженно следил за ними, и предчувствие чего-то необыкновенного вдруг наполнило его, щекоча смешливыми, теплыми искорками.
Она провела рукой по его груди. Каскад ярких ощущений обрушился на него. Он застонал. Викл засмеялась, и смех ее был хрустальным. Он засмеялся
Лакл ворвалась в комнату, громко хлопнув дверью. Медленно наливалась гневом, разглядывая их просветленные, спящие лица, ломались ногти, впиваясь в ладони.
Всю ночь! А она была уверена, что… Ошеломленно ловила его блуждающую, спокойную улыбку, и холод бил в виски.
– Викл, уже день на дворе!
– Что? – Бессмыслие плескалось в сонных глазах.
– Ты хочешь лишиться службы в моем доме?
– Службы? – Смутное воспоминание отразилось на лице. – Что-то случилось?
– Ты что напилась? – Лакл окинула комнату взглядом. – И это лучшая моя воительница.
– Воительница? – Разум, еще шаткий, затеплился в ее зрачках. – Светлейшая… – Глянула на Сенги, и отвращение мучительной судорогой смяло лицо. – Я сейчас. – Она торопливо принялась одеваться, не сразу сообразив, что мечи лучше надевать поверх костюма. – Прошу простить меня, светлейшая.
– Ты пила зелье? – Она увидела полупустой пузырек, и сразу отпустил холод, угас под целительной волной догадки.
– Кажется, да.
Сенги открыл глаза и улыбнулся.
– А вот и ты. Странно, что ты так задержалась. Иди сюда, – и так распахнуто-ласково улыбнулся, что у нее подкосились колени.
– Он тоже?
– Ну да. – Викл наконец справилась с одеждой. – Мы очень хорошо провели время.
– Вижу.
– Ну что же ты, – опять позвал он, – иди ко мне.
Светлейшая отвернулась, зло стиснув зубы. Это не он, это зелье. Святые, но почему для этого нужно зелье, почему он не хочет сказать это сам?
– Заткнись, Сенги, ты пьян, – рявкнула Викл.
– Ты пила зелье. Я не думала…
– Что, светлейшая?
– Не важно.
– Нет, это важно. – Отшвырнула сапог, встала перед ней, босая, растрепанная, тревожными зрачками пожирая ее лицо. – Это важно, светлейшая.
– Викл, я…
– Ты думала, я не посмею? Да? – Она вымученно ухмыльнулась. – Видишь, я смогла. – Вздернула подбородок, мотнув растрепанной гривой. – Смогла!
Светлейшая приподняла бровь.
– И что?
– А то! – выкрикнула зло и вдруг, словно сломалось что-то внутри, задрожала. – Что я говорю?! Прости меня, прости, – она рухнула на колени, ткнувшись лицом в жесткие, золотые узоры платья Лакл, и жалко разрыдалась. – Я совсем сошла с ума. Прости меня. Я ненавижу его. Он отнял тебя у меня. Прости меня, прошу. Я глупо сделала, но я совсем отчаялась, ты не замечаешь меня. Избегаешь.
– Нет, – Лакл погладила её по голове, невесомо касаясь волос. – Это не так.
– Правда? – Викл подняла заплаканное лицо, отчаянно мечась глазами. – Скажи мне.
– Он всего лишь мужчина, – ее пальцы скользнули по влажной щеке, нежно, бережно. – И мой избранник. Но не более, глупышка, не более. – Пальцы скользили, лаская. – Не придумывай больше, чем есть на самом деле. Тебя мне не заменит никто.
– Правда? – робко улыбнулась Викл.
– Правда-правда, – Лакл улыбнулась тоже.