Феникс и ковер
Шрифт:
Одним словом, получился, как удачно выразилась Джейн, «самый настоящий арабский банкет».
Феникс примостился на спинке робертова стула и с подчеркнутым вниманием выслушал все, что дети могли рассказать ему о своем визите в Линдхерст. Дети же, в свою очередь, с подчеркнутым безразличием (но изо всех сил) наглаживали ногами ковер, до которого, к счастью, могла дотянуться, не падая при этом со стула, даже коротконогоая Джейн.
— Можете не ждать сегодня своих рабов, — сказал Феникс, когда дети закончили свой рассказ (и едва не протерли ковер до дыр). — Они нашли себе приют у тетки кухаркиной
— Сдается мне, что, сколько бы там всяческих престарелых родственников у них ни было, они все равно не имели права оставлять дом на ночь без разрешения, — сказала Антея. — Ну да ладно, нам нужно вымыть посуду.
— Вообще-то, мне все равно, отпросились они или нет, — твердо заявил Сирил, — но вот мыть за них посуду я не буду, хоть убейте! Конечно, мы ее соберем и отнесем на кухню — но и только. Потом я предлагаю отправиться куда-нибудь на ковре. Не часто у нас выпадает случай вырваться из дому на всю ночь. Мы могли бы прямо сейчас полететь на ту сторону экватора и… как это?.. понежиться посреди буйной тропической растительности и полюбоваться восходом солнца над великим Тихим океаном.
— Точно! — подхватил Роберт. — Я всегда хотел увидеть собственными глазами Южный Крест и тропические звезды — они там величиной с кулак, между прочим.
— Только не это! — очень решительно сказала Антея. — Я так не могу. Я просто уверена, что мама никогда бы не позволила нам бросить дом на произвол судьбы, а одна я здесь оставаться не намерена.
— Я останусь с тобой, — сказала самоотверженная Джейн.
— Не сомневаюсь в этом, — поблагодарила Антея. — Но, знаешь, даже и с тобой мне будет как-то не по себе.
— Ты же знаешь, — обратился Сирил к Антее самым любезным и дружелюбным тоном, на какой только был способен в данную минуту, — что я никогда не буду делать то, что тебе кажется неправильным, но…
Тут он замолчал, но вы же знаете, как много иногда можно сказать молчанием.
— Не понимаю, почему… — начал было Роберт, но Антея прервала его:
— Да нет же, тут все по-дркгому! Сам знаешь, иногда тебе только кажется, что ты делаешь что-то не то, а иногда ты в этом уверен. Так вот, сейчас я в этом уверена.
Феникс ласково посмотрел на нее своими золотыми глазами и с улыбкой произнес:
— Если ты считаешь, что и впрямь уверена, то и делу конец. А твои благородные братья никогда не оставят тебя одну.
— Конечно, нет! — поспешно (пожалуй, слишком поспешно) выпалил Сирил. Роберт заверил Антею в том же самом.
— Лично я всегда готов вам помочь, чем могу, — продолжал Феникс. — А потому я, пожалуй, отправлюсь в этот раз один — неважно, с помощью ковра или моих не менее надежных крыльев — и принесу вам все, чем вы только не пожелаете скрасить сегодняшний вечер. Чтобы не тратить время даром, я полечу, пока вы будете прибираться. — Он немного помедлил, а затем добавил задумчивым тоном: — Кстати, какая разница между «прибираться» и «убираться»? Ведь, насколько я понимаю, это означает одно и то же.
— Что может быть проще? — сказала Антея. — Когда мы прибираемся, мы чистим ковер, собираем игрушки, чиним карандаши,
— По мне, так лучше бы они убирались навсегда, — проворчал Сирил.
— Впрочем, все это одни пустые разговоры, — спохватился Феникс. — Ну же, решайте скорее, что мне вам принести! Имейте в виду, что я могу принести все что угодно.
Естественно, они так ничего и не решили. Предложений было много — деревянная лошадка, позолоченные индийские шахматы, соплеменный им слон, велосипед, автомобиль, книжки с картинками, музыкальные инструменты и масса всего прочего. Но, как выяснилось, любой музыкальный инструмент может по-настоящему заинтересовать только музыканта, да и то, если он еще не научился играть на нем, как следует. Книги же не располагают к совместным игрищам, а на велосипеде нельзя кататься иначе, как на улице (то же самое касается слонов и автомобилей). Только двое могут одновременно играть одним набором позолоченных шахмат (да и вообще, они скорее напоминают уроки в школе, чем игру), и только один ездок может зараз оседлать деревянную лошадку. В тот момент, когда дискуссия уже готова была перерасти в самую настоящую свару, Феникс вдруг раправил крылья, перелетел на ковер и оттуда обратился к детям со следующими словами:
— Ковер сказал мне, что он не прочь слетать на свою древнюю родину (если вы, конечно, не возражаете) и посетить могилу своего давно покойного родителя-ткацкого станка. Он обещает вернуться через час с грузом восхитительного, нежнейшего и драгоценнейшего товара, которым его родная страна прославилась на весь мир.
— А что это за страна?
— Как раз этого я и не понял. Однако, учитывая то, что время проходит даром, что вы никак не можете придумать что-нибудь толковое и что посуда до сих пор не перебита… то есть, я хотел сказать «не перемыта»…
— Понятно! — сказал Роберт. — Я голосую «за». По крайней мере, весь этот базар прекратится. И не забывайте, сюрпризы — это тоже здорово! А вдруг это турецкий ковер? Тогда он вполне может принести нам турецкого чаю.
— Или турецкого табаку, — откликнулся Сирил.
— Или по турецкой шали, — обрадовалась Антея.
— Или по турецкой бане, — не желала отставать Джейн.
— Ерунда! — заключил Роберт. — Ковер сказал «восхитительного и нежнейшего», а все эти шали и бани (не говоря уже о табаке) можно обозвать как угодно, но только не восхитительными и нежнейшими. Впрочем, о вкусах не спорят. Пускай себе летит. Надеюсь, не смоется, — добавил он, отодвигая стул и вкакивая на ковер.
— Остановись! — воскликнул Феникс. — Как ты смеешь? Стыдо попирать чувства ближнего своего лишь потому, что он родился ковром!
— Да, но как же он сумеет проделать все это, если на нем не будет кого-нибудь из нас? — спросил Роберт, в глубине души надеясь, что этим «кем-нибудь» непременно окажется он сам. — Кто же будет ему загадывать желания?
Но жестокий Феникс лишил его и этой последней надежды.
— Напишите ваше желание на листке бумаги, — произнес он, — и приколите его булавкой к ковру.