Феникс в огне
Шрифт:
Когда она пришла, чтобы забрать поднос, старик встретил ее любезно и учтиво.
— Господин Мейеровиц, не хотите чашечку кофе?
Ему захотелось сказать, что со слухом у него все в порядке, поэтому вовсе не обязательно склоняться к нему так низко и проговаривать каждый слог так отчетливо, но вместо этого он просто кивнул.
— Я бы предпочел чашку чая. С сахаром, пожалуйста.
Старик допил чай и оторвался от Библии, чтобы немного вздремнуть, однако сон его был беспокойным. Его рука, прикрытая одеялом, крепко стискивала чемоданчик.
Если бы старик был волшебником, то он бы сделал так, чтобы трансатлантический перелет продолжался вместо восьми часов всего один, но волновался бы и в этом случае. Пассажир старался расслабиться и сосредоточиться на том, чтобы сохранять спокойствие.
«Я подготовился. Мне известны все порядки и постановления. Никаких неприятностей быть не может».
Старик снова закрыл глаза, постарался дышать размереннее и унять сердцебиение. Через несколько минут его натянутые нервы немного обмякли.
Самолет приземлился вовремя, и Мейеровиц прошел в здание аэропорта. Он чувствовал себя грязным. Его длинное черное пальто, мешковатые черные брюки и белая рубашка помялись, пропитались какой-то затхлостью. Собственная неопрятность действовала ему на нервы. Его раздражало и то, как окружающие смотрели на его одежду, бороду и пейсы. Ортодоксальные иудеи привлекали к себе внимание даже в Нью-Йорке, где их было много.
Старику было неприятно чувствовать на себе любопытные взгляды, однако он знал, что внешний облик сыграет ему на руку. Именно поэтому этот человек чуть раньше в качестве маскировочного костюма использовал строгое облачение священника.
Пограничные и таможенные формальности заняли больше часа, несмотря на то что старик являлся американским гражданином и с документами у него все было в порядке. Люди, стоявшие рядом с ним в очереди, были сонными, и он сам, бодрый и полный сил, притворился, будто зевает.
Мейеровиц мысленно перебрал все возможные вопросы и ответы на них. Да, он был полностью готов, но все же волновался и ничего не мог с этим поделать.
В этот план было вложено слишком многое. Слишком многое зависело от исхода дела. Неприятностей уже приключилось достаточно.
Наконец подошла его очередь проходить таможенный досмотр. Он протянул декларацию человеку в форме, с нашивкой на груди, где было написано «Билл Рейли», и раскрыл свой чемоданчик.
Рейли ознакомился с таможенной декларацией, указал на темно-синий фетровый мешочек и предложил открыть его. Мейеровиц развязал мешочек и достал из него шесть маленьких фетровых пакетиков.
— Откройте вот этот, — указал Рейли.
Старик открыл пакетик и достал камень.
В это время он мысленно повторял как заклинание одну и ту же фразу:
«Ввоз необработанных драгоценных камней в Соединенные Штаты таможенной пошлиной не облагается.
Ввоз необработанных драгоценных камней в Соединенные Штаты таможенной пошлиной не облагается.
Ввоз
Он с удовлетворением отметил, что руки у него не дрожат, хотя у любого другого человека они тряслись бы. Придирчивые вопросы таможенника кого угодно выведут из себя, но Мейеровиц оставался спокоен. Он не ожидал никаких проблем и хорошо знал таможенные порядки. Ввоз драгоценных камней запрещался лишь из нескольких стран, а по его паспорту видно, что он не был ни в Мьянме, ни на Кубе, ни в Иране, Ираке или в Северной Корее.
Старик осторожно положил сапфир на крышку чемоданчика.
Рейли едва взглянул на камень и указал на маленький белый конверт.
— А это то, что указано в вашей декларации?
Мейеровиц открыл конверт, достал сложенный листок оберточной бумаги, развернул его и показал семь маленьких алмазов, каждый весом меньше полутора карат. Затем из кармашка на внутренней стороне крышки чемоданчика он достал два листа бумаги с товарными чеками на алмазы.
— Что в этих мешочках?
— Искусственные камни очень хорошего качества, которые я купил в Риме. Мой шурин шьет костюмы. Я хотел показать ему эти камни.
— Будьте добры, откройте мешочки.
Старик пожал плечами.
— Почему бы и нет.
Он открыл мешочки и достал из них дешевые подделки под ожерелья от Гуччи с искусственными драгоценными камнями.
Несмотря на закон и на то, что все было в порядке, что-то явно обеспокоило таможенника, и он вызвал своего начальника. Тому потребовалось полминуты, чтобы пройти из противоположного угла помещения. К концу этих тридцати секунд сердце так гулко колотилось в груди у Мейеровица, что он испугался, как бы этого не услышали окружающие. Он полностью сосредоточился на том, чтобы расслабиться. Малейшие признаки беспокойства с его стороны не укроются от опытного таможенника.
«Нет никаких причин волноваться. В твоих действиях нет ничего противозаконного. Делай вдох. Делай выдох. Таможенники просто проявляют чрезмерную осторожность. Они боятся террористов и выборочно проверяют прилетевших пассажиров особо тщательно. Это обычная рутина.
Но вдруг Интерпол прислал запрос? Что будет, если именно эти камни объявлены в розыск? Вдруг я не сумею скрыть истинные сокровища, потому что сказал какое-то не то слово? Вдруг камни сейчас конфискуют? Нет! Не забывай, что этих камней не видел никто, кроме двух археологов. Таможенники не могут знать, что именно они ищут».
— Вы мистер Ирвинг Мейеровиц?
— Да, совершенно верно.
— Ваша профессия?
— Я ювелир.
— Где вы работаете?
— Здесь, в Нью-Йорке, на Западной Сорок седьмой улице. Дом номер десять.
— Какова была цель вашей поездки за границу?
— Я ездил за покупками.
Квадратное лицо таможенника было изрыто мелкими оспинками. От него пахло табаком. Его толстые и узловатые пальцы бесцеремонно перебирали драгоценные камни и бумаги.