Феномен Солженицына
Шрифт:
Родоначальник – ты – Советов,
Ревнитель Ассамблей!
Родоначальник – ты – развалин,
Тобой – скиты горят,
Твоею же рукой провален
Твой баснословный град…
Соль высолил, измылил мыльце –
Ты, Государь-кустарь!
Державного однофамильца
Кровь на тебе, бунтарь!
Не все поэты, которым привиделась та же параллель, поняли и истолковали её так же яростно-однозначно, как Цветаева, но разглядели и прочертили они её с той же ясностью и определённостью:
Нахмурив
На вздыбленном своём коне
Внимал, как рвется мат победный
К дворцовой рухнувшей стене.
Его лицо не потемнело,
Лишь под копытами коня
Змея свивалась и шипела, —
Рука державная, звеня,
Над мертвым городом широко
Зловещий очертила круг,
И смехом пламенное око,
Как солнце вспыхивало вдруг.
На зов его уже бежали
Мальчишки с ближнего двора,
И с криком радостным – ура!
Салазки быстрые съезжали
С подножий ледяных Петра.
Шумит гражданская гроза,
Гигант стоит неколебимо,
И только узкие глаза
Следят за ним неутомимо.
На загнанном броневике
Ладонь широкая разжата, —
Есть сходство грозное в руке
С той, устремившейся куда-то.
Автор этих строк – Владимир Корвин-Пиотровский, отпрыск одной из стариннейших русских дворянских фамилий, в гражданскую войну сражавшийся на стороне белых и закончивший свои дни в эмиграции.
Что говорить! Пётр (а до него – Иван Грозный) определил многое в историческом будущем России. Но – не только они. В конечном счёте дело тут было не в Иване и Петре. Вовсяком случае, не только в них….
В истории каждого народа существует нечто вроде «социальной генетики» – то, что… закладывается веками, тысячелетиями и менее подвержено переменам (хотя, разумеется, подвержено), нежели техническая, внешняя сторона жизни. Общаясь, например, с современными англичанами, мы легко отыщем в ихсегодняшнеммногие элементы длительного прошлого – Великую хартию вольностей, революцию XVII века и т. п. Итальянцы, независимо от того, сознают они это или нет, – наследники Древнего Рима, средневековой Италии; в каждом из них «спрессованы» и века Возрождения, и время фашизма, и десятилетия послевоенного подъёма…
(Натан Эйдельман. «Революция сверху» в России. М. 1989. Стр. 24)
В историческом прошлом России не было ни Великой хартии вольностей, ни веков Возрождения. Её «социальная генетика» – другая:…
…Русская история, экономика, общественная борьба опрокинули крепостное право, ослабили, ограничили самодержавие, затем – победоносно отбросили его…
Но как не заметить в 1930-х годах зловещего «повторения»: освобожденное революцией крестьянство попадает в положение, близкое к худшим образцам крепостной зависимости; единоличная власть Сталина – в духе худших самодержавных традиций.
(Там
Всё дело в том, что у нашей страны ДУРНАЯ НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ. И об этом в своё время было сказано немало горьких и обидных слов:
Вдруг гремят тулумбасы; идет караул,
Гонят палками встречных с дороги;
Едет царь на коне, в зипуне из парчи,
А кругом с топорами идут палачи, —
Его милость сбираются тешить,
Там кого-то рубить или вешать.
И во гневе за меч ухватился Поток:
«Что за хан на Руси своеволит?»
Но вдруг слышит слова: «То земной едет бог,
То отец наш казнить нас изволит!»
И на улице, сколько там было толпы,
Воеводы, бояре, монахи, попы,
Мужики, старики и старухи –
Все пред ним повалились на брюхи.
Удивляется притче Поток молодой:
«Если князь он, иль царь напоследок,
Что ж метут они землю пред ним бородой?
Мы честили князей, да не эдак!»
И пытает у встречного он молодца:
«Где здесь, дядя, сбирается вече?»
Но на том от испугу не видно лица:
«Чур меня, – говорит, – человече!»
И пустился бежать от Потока бегом;
У того ж голова заходила кругом,
Он на землю как сноп упадает,
Лет на триста ещё засыпает.
Пробудился Поток на другой на реке.
На какой? Не припомнит преданье,
Погуляв себе взад и вперед в холодке,
Входит он во просторное зданье…
Там какой-то аптекарь, не то патриот,
Пред толпою ученье проводит:
Что, мол, нету души, и одна только плоть
И что если и впрямь существует господь,
То он только есть вид кислорода.
Вся же суть в безначалье народа.
И, увидя Потока, к нему свысока
Патриот обратился сурово:
«Говори, уважаешь ли ты мужика?»
Но Поток вопрошает: «Какого?»
«Мужика вообще, что смиреньем велик!»
Но Поток говорит: «Есть мужик и мужик!
Если он не пропьет урожаю,
Я тогда мужика уважаю».
«Феодал! – закричал на него патриот. —
Знай, что только в народе спасенье!»
Но Поток говорит: «Я ведь тоже народ,
Так за что ж для меня исключенье?»
Но к нему патриот: «Ты народ, да не тот!
Править Русью призван только черный народ!
То по старой системе всяк равен,
А по нашей лишь он полноправен!»
И подумал Поток: «Уж, Господь борони,
Не проснулся ли я слишком рано?
Ведь вчера ещё, лежа на брюхе, они
Обожали московского хана,
А сегодня велят мужика обожать!
Мне сдается, такая потребность лежать
То пред тем, то пред этим на брюхе
На вчерашнем основана духе.
(А. К. Толстой. Собрание сочинений в четырех томах. Том первый. Стихотворения. М. 1963. Стр. 310–312)