Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра (CИ)
Шрифт:
– Мне чертовски не нравится все это, милорд, - тихо произнес Джемис, после паузы прибавил: - Не уступите ли мне меч?
– Что вы подозреваете?
– Переворот. Вассальный мятеж.
Где-то отдались эхом чьи-то голоса, тревожные и быстрые. Галерея вновь скрипнула досками.
– Оставьте, Джемис, - шепнул лорд.
– На стенах полно людей. Нас нашпигуют стрелами прежде, чем поднимете клинок.
Джемис указал на конюшни: за ними имелся закуток, укрытый от прострела. Эрвин потянул его в другую сторону - ко второй южной башне, в основании которой находился
Скрипнула калитка, ведущая из верхнего двора в нижний, бесшумно возникла светлая фигура, метнулась к Эрвину. Джемис выхватил кинжал, Эрвин взялся за эфес, но задержал движение. Фигура была слишком тонкой, хрупкой. Он узнал ее, а она - его. Замерла в нескольких шагах:
– Эрвин?.. Эрвин, милый, ты?
– Иона!..
– Скажи, что я не ошиблась! Умоляю, только скажи: ты?!
– Кто же еще?!
– воскликнул он, подходя к сестре.
– Я, во плоти! Пощупай и убедись.
Эрвин протянул ей руки ироничным жестом. Иона схватила их, с судорожной горячностью ощупала ладони, плечи, шею, провела пальцами по щекам.
– Да что с тобою?!
– воскликнул Эрвин.
– Это я, твой брат! Я жив и здоров!
– Я чувствовала...
– сдавленно прошептала Иона, - знала, что с тобою беда... Ветер принес, небо рассказало. Чувствовала, что тебе очень плохо... боялась, что ты...
– Умер?..
– Эрвин обнял ее.
– Ты не слишком ошиблась, дорогая сестрица. Но, тем не менее, я жив.
Кажется, теперь она поверила - и всхлипнула.
Эрвин заметил странное одеяние сестры и попробовал пошутить:
– Теперь здесь такая мода - ходить босиком в ночных сорочках? Я сильно отстал от светской жизни.
– Мне не спалось, - ответила Иона.
– Много ночей так: ложусь, но сон уходит. Слушаю шаги, голоса, жду... Сегодня был шум... и я поняла, что ты вернулся. Милый Эрвин, что же с вами было?..
– Не сейчас. Довольно тревог для этого вечера. Лучше скажи, что у вас происходит? Все как-то странно.
Он успокоился, едва увидел Иону. Она свободна - значит, нет ни мятежа, ни переворота. Нечто поменялось в укладе жизни - только и всего.
– Странно?..
– повторила Иона.
– Все странно. Жизнь повернулась с тех пор, как ты уехал. Все не на месте. Кривое отражение...
– Как отец?
– Отец?..
– переспросила сестра, и снова: - Отец?..
Раздались шаги. Артур Хайрок - кастелян Первой Зимы - подошел к Эрвину.
– Милорд, желаю здравия. Прошу пройти со мной. Отец вас ждет.
– Джемис, за мною, - махнул Эрвин и пошел за кастеляном.
– Отец ждет?..
– воскликнула Иона вослед брату.
– Тебе не сказали? Тебе ничего не сказали!
Каблуки стучали о камни. Скрипнула калитка внутреннего двора, затем - дверь герцогских покоев. Оказавшись внутри, Артур взял факел из кольца на стене. Во дворе он обходился без света.
– Что с отцом?
– спросил Эрвин.
– Милорд... вы сейчас узнаете.
– Что произошло?! Отец погиб? Отвечайте!
– Нет, милорд, его светлость жив...
–
– Тогда в чем беда? Что происходит, наконец?
Артур не ответил. Двое часовых отшатнулись с дороги, пропуская их к дверям отцовской спальни. Герцог примет нас в спальне?!
Кастелян распахнул дверь, шагнул внутрь.
– Ваша светлость, лорд Эрвин София здесь.
Он отступил в сторону, давая Эрвину увидеть внутренность комнаты.
Обильно горели свечи - не меньше дюжины. В комнате были люди: граф Лиллидей, барон Стэтхем, полковники Хортон и Блэкберри - первые военачальники земли Ориджин. Герцогиня София Джессика сидела на постели рядом с мужем. При виде сына она схватилась ему навстречу и обняла, но как-то несмело, осторожно, молча.
Герцог лежал, не поднимая головы.
Эрвин двинулся к нему:
– Милорд, я приветствую...
И оцепенел. Замер на полпути, едва смог рассмотреть. Лицо отца имело цвет булыжной мостовой. Кожа - шероховатая, сухая - покрылась сетью трещин. В огромной герцогской кровати под алым балдахином лежала гранитная статуя.
– Это... матушка, милорды, это...
– Эрвин крутанулся на месте, обводя глазами всех, ища того, кто опровергнет, отрицательно качнет головой.
Все, как один, отвели взгляды. Никто не встретился с ним глазами, даже мать.
– Каменная хворь, милорд, - глухо, будто из бочки, сказал кастелян.
– Его светлость захворал вскоре после вашего отъезда. Хворь уже достигла полного развития.
Вместе с матерью Эрвин подошел к постели.
Каменная хворь. Боги.
Если есть что-то хуже смерти в бесчестии и смерти в нищете, то это - каменная хворь.
Самые страшные моры убивают человека за неделю или месяц. Но каменная хворь - не мор. Она не несет с собою смерть, по крайней мере - быструю. Она лишь превращает кожу в камень. Медленно, день за днем, кожа теряет гибкость, отвердевает, запечатывает человека в саркофаге. Если напряжением мускулов человеку удается согнуть ногу или руку, то кожа на сгибе хрустит и ломается, как древесная кора. Трещины никогда не заживают, но и кровоточат слишком слабо, чтобы хворый истек кровью.
А с какого-то момента мышечных усилий уже не хватает, чтобы пошевелиться. Человек обращается в неподвижный предмет - бревно, каменного истукана. Трещины на коже, возникшие раньше, позволяют груди подниматься, впуская в легкие воздух. Трещины на скулах оставляют крохотную свободу челюсти. Человек может приоткрыть рот и выдавить несколько слов.
– Здравствуй, сын, - процедил герцог Десмонд Ориджин.
– Милорд, я...
Не знаю, что говорить. Я думал рассказать о бедах, что случились со мною. О, боги! На столике рядом с подушкой - миска жидкой каши и чаша с водой, ложка и влажная губка. Мать вливает кашу в рот отцу и увлажняет глаза, чтобы не пересохли. Каменные веки не способны ни моргать, ни закрываться. За головою лежит черная повязка - на случай, если отец захочет поспать... Рассказать ему о смерти отряда? О замученных пленниках, о свалке трупов, о проклятом Даре?