Фернандо Магеллан. Книга 3
Шрифт:
– Антонио понял возгласы толпы? – насторожился капитан.
– Нет, он плохо знает их речь.
– Какие прекрасные люди на острове! – подошел раскрасневшийся от проделанной работы Баррутиа. – Они принимали нас, словно близких друзей. Правитель предлагал мне поселиться в Брунее, обещал отдать в жены свою дочь, – похвастался писарь.
– Чем ты ему так понравился? – усмехнулся капитан. – Обжорством или кафтаном?
– Не знаю, – признался родственник, отряхивая помятый, перепачканный костюм.
По голубым штанам писаря расползлись жирные пятна.
– Нас хорошо угостили, не помню, как заснул! – виновато сказал он.
– Перед этим ты совершил много подвигов, – засмеялся подошедший Пигафетта, отличавшийся способностью мало пьянеть.
– Да ну? – не поверил Баррутиа.
– Потом расскажу, – пообещал Антонио.
– Наши подарки понравились маврам? – спросил Карвальо, догадываясь, о чем пойдет речь.
– Со стыда хоть назад беги, – признался рыцарь. – У них вокруг золото, серебро, жемчуг, перламутр, драгоценные камни, а мы дали им по школьной тетрадке, в которых ученики познают грамоту. Сирипада не притронулся к кувшинам, лишь презрительно взглянул.
– Других нет, – развел руками Жуан.
– Правитель хочет посмотреть на тебя, – деловито доложил Эспиноса. – Я предлагал ему поехать с нами, но он отказался. «Вашему командующему, – говорит, – король запретил покидать судно, а мне властитель – город». Просит навестить его с сыном.
– Они любят детей, – улыбался писарь.
– Ты еще не протрезвел? – Карвальо внимательно поглядел в его мутные глаза.
– Сегодня они опять поили нас водкой, – оправдывался Баррутиа.
– Арака— прекрасная вещь! – похвалил Пигафетта. – Внутри жжет, а назад не идет…
– Я знаком с ней, – прервал его Жуан. – Что еще интересного ты заметил на острове?
– Туземцы поклоняются Магомету, не употребляют в пищу свинину. Если моют ягодицы левой рукой, то не дотрагиваются ею до пищи, – вспомнил слова прислужника. – Им запрещено резать что-нибудь, убивать птиц или коз без обращения к солнцу. Сначала они срезают концы крыльев, свисающие вниз куски кожи, ножки и лишь затем разрубают птиц надвое. Островитянам нельзя есть мясо животного, если оно убито не ими. Надо мыть лицо правой рукой и не чистить зубы пальцами, – тараторил итальянец.
– Постой, – остановил его Карвальо. – Вы спрашивали о жемчужинах?
– Они хранятся в сокровищнице Сирипады. Нам обещали показать диво, но потом забыли.
– В Брунее из стволов деревьев добывают камфару для бальзамирования трупов, – добавил Элькано. – Здесь ее называют «капор»…
– У них есть фарфор, – перебил Антонио, – нечто вроде белой земли, которая перед употреблением должна пролежать в яме пятьдесят лет, иначе не будет тонкой. Отец закапывает ее для сына. Если опустить отраву в сосуд из тонкого фарфора, он немедленно трескается.
– А золотые и серебряные рудники есть? – нетерпеливо спросил Жуан.
– Мавры не сказали об этом.
– Все у них есть, – блаженно произнес Баррутиа. – Это райская земля! Правитель предложил мне…
– Замолчи! – раздраженно оборвал
– Пятьдесят шесть бронзовых бомбард и шесть чугунных, – сообщил Элькано. – Когда мы гостили у правителя, мавры стреляли из них.
– Мы слышали, – кивнул Жуан.
– Наверное, нам в назидание, – предположил альгвасил.
– На острове выращивают корицу и миробан, – вспомнил Пигафетта.
– Мы видели много боевых слонов, – продолжил Эспиноса, – на спинах у животных повозки для лучников.
– На берегу армия раджи представляет грозную силу, но с моря город плохо защищен, – заключил Элькано.
– Вы собираетесь торговать или воевать? – спросил писарь, заметивший, как посерьезнели офицеры. – Мы заключили с маврами мирный договор.
– Время покажет, – промолвил Карвальо.
Глава VI
Жизнь в гавани
Прошло несколько спокойных дней. С восхода до захода солнца к каравеллам причаливали лодки с товарами. Завязалась бойкая меновая торговля. Наибольшим спросом у островитян пользовались бронза, ртуть, считавшаяся универсальным средством от всех болезней и употреблявшаяся здоровыми для продления жизни, киноварь, шерстяная материя, полотно. Особенно ценились чугун и очки.
За шесть фарфоровых блюд просили два фунта ртути, за фарфоровую вазу – три ножа. Воск, соль, смолу «аниме» – вид резины, получаемый из надрезов на деревьях Филиппинского архипелага, испанцы приобретали в обмен на латунь, стекло, майолику, подпорченные странствиями вещи.
Островитяне отказывались от незнакомых денег, принимали в уплату только мелкие бронзовые китайские монеты с отверстиями посередине для нанизывания на тонкие ремешки и ношения на груди, с четырьмя выбитыми буквами, означавшими титулы китайского императора. За тетрадь писчей бумаги отдавали сто монеток «пичи», ходивших на всех островах восточных архипелагов, получивших свое название от древней яванской монеты. Были медные, бронзовые, оловянные, цинковые пичи.
Иногда подплывали военные суда, бросали якоря, наблюдали за чужестранцами. К ним постепенно привыкли. Вахтенные с марсов перестали зорко следить за гребцами, лениво разглядывали голых мавров, торговавших фруктами.
По вечерам на палубах слышался женский смех. Вопреки строгим нормам Корана, женщины проникали на каравеллы в рыбачьих альмади, делили с моряками теплые ночи, а поутру возвращались в город со щедрыми подарками. Иногда они прямо в лодках перепродавали вещи втридорога мужчинам.
Антоний сзывал моряков на вечерние мессы, но они предпочитали ладану запах сырого песка, чарующий аромат цветов. Дурной пример подавал капитан «Тринидада». Он забрасывал дела и запирался в каюте, откуда доносились вдохновлявшие беглецов звуки. Что мог поделать с грешниками монах без суровой дисциплины адмирала?