Феромон

Чер Алекс

– Представьтесь, пожалуйста, - как можно будничнее говорю я, прямо физически источая сейчас не феромон, а хорошее расположение духа.

Он не заикается, не дёргает воротник, не суетится - хороший знак. И я начинаю с вопросов, ответы на которые он дал бы и во сне. Набившие мне оскомину истины про апокриновые железы, настраивая его на деловой спокойный тон.

– И давно вы знаете об этой особенности мистера Ханта?
– искренне удивляется судья.

– Десять лет, - с лёту

отвечает Дэвид.

– Вы позволите, Ваша честь?
– подаёт голос Питер.

– Да, конечно, советник, - разрешает ему судья задавать свои дурацкие вопросы.

– А кто-нибудь ещё знает об этой особенности мистера Ханта?
– я не лезу, чтобы не нервировать Дэйва, хоть это тоже неправильный вопрос.

– Возможно, тот, кого Эйвер сам поставил в известность.

– То есть ваши десятилетние исследования всё это время держатся в строжайшем секрете, и убедиться в их достоверности не представляется возможным?

– Они достоверны и подтверждены научными методами, - после недолгого раздумья отвечает Дэйв.

– То есть, если я правильно понял, получив грант, вы занимаетесь исследованием единственного человека?

– Прорыв в науке, описав единственный существующий феномен совершили многие учёные. Например...

– Британские учёные, - перебивает Джеймс и гаденько улыбается.
– Но неужели вам выделили столько денег, чтобы работать с единственным образцом...

– Возражаю, Ваша честь, - встреваю я.
– Мы обсуждаем сейчас не финансы программы Фулбрайта и решения их комитета по выделению грантов, а другую проблему.

– Хорошо, что вы упомянули Фулбрайта, - неожиданно оживляется Джеймс.
– Я поясню, Ваша честь, чем вызван мой вопрос. Насколько мне известно, один из относительно честных способов остаться в этой стране - учёба в вузе, а после - как раз получить такой грант. Мистер Подески, не избрали ли вы такой, соглашусь, трудный способ, но всё же реальный, чтобы остаться в этой стране больших возможностей?

– Что вы хотите этим сказать?
– теряется Дэйв.

А я тихонько матерюсь в уголке. О том, что Джеймс будет тыкать в это слабое место Дэвида, я не ожидал.

– Что ваши исследования - фальшивка, мистер Подески. И просто способ пудрить всем мозги. И проведённая нами экспертиза, и предоставленная вами информация Комитету по этике наглядно показывают, что вы изобретаете велосипед. Нет никакого сказочного феромона, а есть обман и фальсификация. Я тут заглянул в научную библиотеку, - уверенно возвращается он к своему столу, а затем передаёт приставу листок.
– По вашему абонементу, мистер Подески. Вы запрашивали редкие научные издания, изучали сохранившиеся труды алхимиков, брали очень редкие манускрипты, но все их связывает одно - все они посвящены синтезу, - поднимает он вверх указательный палец.
– То есть созданию веществ, даже производству, позволю я себе это слово.

– А как, по-вашему, я мог бы вывести формулу, не обладая данными для сравнительного анализа?
– вцепляется в конторку Дэйв.
– К тому же, труды того же Бэкона или Ал-Рази, например, - кладезь знаний об афродизиаках.

– Как вы сказали? Афродизиаки?
– глумливо улыбается Джеймс.
– Это не те ли вещества, что

как раз искусственно вызывают половое влечение?

– Да, но...
– нервничает Дэйв.

– Это некие снадобья, позволяющие совокупляться по семьдесят раз подряд, - снова перебивает его обвинитель.
– Именно так сказано в одной из взятых вами книг буквально на первой странице. Так не одно ли из них вы синтезировали и, совершив сговор, оба выдаёте за природные особенности мистера Ханта?

– Нет, нет и ещё раз нет, - кипятится Дэвид.
– В труде Теофраста, на который вы ссылаетесь, описана физиология растений.

– А не вы ли, согласно вот этой накладной, - передаёт он приставу ещё документ, - ежемесячно получаете для своей лаборатории целые мешки определённых видов зелёных растений. Для чего?

– Это корм для кроликов, - обескуражено хлопает глазами Дэвид.

– Насколько мне известно, кролики поедают сено, а не побеги, - вчитывается он в лист, оставшийся на столе, - простите, не знаю, правильно ли прочитаю это на латыни. Кажется, ...

– Не трудитесь, советник, - перебивает его судья.
– Продолжайте.

– Разве это растение не является афродизиаком?

– Для кроликов, - отвечает Дэйв, чем заставляет улыбнуться и меня, и судью Эспозито.
– Значение этих веществ для людей сильно преувеличено. И раздуто искусственно для того, чтобы продажи тех же духов с феромонами или других столь же волшебных снадобий шли активнее. Но как учёный, изучающий действие разных феромонов со всех сторон, а не мог не убедиться в этом экспериментально, - получив одобрение, Дэйв воодушевляется и настраивается определённо на нужную волну.
– Веществ, способных вызвать столь сильное влечение, что заставило бы женщину вести себя, как загулявшая кошка, в природе просто нет. Их невозможно выделить или синтезировать. По крайней мере, мне этого точно не удалось. Иначе я сидел бы не здесь перед вами, а готовился к получению Нобелевской премии.

Теперь улыбаемся не только мы, но даже невозмутимый пристав.

А проглотивший это Джеймс теряется, глядя на гневно вспыхнувшую Лили. Что, не понравилось сравнение с кошкой? Глотай, милочка, то ли ещё будет.

– У вас будут ещё вопросы к мистеру Подески?
– выводит Питера из ступора судья.

– Нет. Нет, Ваша честь, - блеет он.

– Тогда я ознакомлюсь с новыми полученными данными, и мы продолжим в следующий раз. На сегодня заседание закрыто, - стучит она молотком.
– И готовьтесь лучше, мистер Джеймс, добавляет она уже вставая. Берегите и своё, и наше время.

– Фух!
– вытирает несуществующий пот со лба Дэйв.
– Ну, как я?

– Отлично, старина, - хлопаю я его по спине, убедившись, что Лили Гринн со своим мерзким адвокатишкой уже скрылась в дверях.

– Вот он урод, а! Даже траву для кроликов приплёл.

– Вот твои кролики тебя и выручили, - улыбаюсь я.
– Хотя с гражданством, признаюсь, даже я не ожидал. Ну, иди, успокой Ив, - вижу я, как нервно она заламывает руки, переступая с ноги на ноги в проходе.

Я машу ей рукой в знак приветствия. Она отвечает, а потом кидается на шею Дэйву, словно он не с рядового заседания суда вышел, а из тюрьмы.