Феромон

Чер Алекс

В ответ он только ещё раз зевает, хоть и очень убедительно.

– Иди спать, Эйв. Ты славно поработал, - улыбаюсь я.
– Заслужил.

– Да, надо, - встаёт он вместе со мной и спрашивает на ушко, словно по секрету: - Присоединишься ко мне?

– Не сейчас, Эйв, - сажусь я на стул, ещё хранящий тепло его тела.
– И спасибо, что ты не настаиваешь.

– Я никогда не повторяю своих ошибок, - целует он меня в шею.
– А я один раз уже чуть всё не испортил.

Он на ходу снимает футболку, штаны. И я не могу сдержать смешок, глядя на его задницу.

–

Я думала про логотип «Морган & Хант» на твоих трусах - это шутки.

– Это же просто марка белья, - оттягивает он резинку.
– Просто те же буквы.

– Иди, иди, - улыбаюсь я. Рассказывает он мне: те же буквы.

В проём двери вижу, как он падает на кровать прямо поверх одеяла. И всё же с трудом сдерживаюсь, чтобы не воспользоваться его предложением и не прижаться к его горячей спине.

И пусть я до сих пор так и не знаю, как он спит, не хочу торопиться, открывая его для себя заново.

70. Анна

Разбираю стоящие на столе коробки и начинаю раскладывать по кучкам анкеты всех пятисот двадцати трёх человек.

По странам. Потом по городам. Всматриваюсь в серьёзные, неприветливые лица. Поговорить с каждым даже по телефону - потребуется не одна неделя. А уж встретится лично - не один месяц. Но ведь есть между ними что-то общее, кроме приёма препарата. Какой-то принцип, по которому из нескольких миллионов человек отобрал их Ривер.

Начинаю с самых близких территориально, с местных, которых больше всего. Если я найду связь между ними, то пойму и остальное. Перекладываю их по годам рождения и району жительства. По диагнозу и семейному положению. Завожу в Облаке даже отдельный файл, где компоную все эти данные, дополняя их теми, что удаётся найти в сети. Не знаю, почему мне кажется это таким важным. Ведь по-хорошему уже всё равно, что объединяет этих людей, когда мы знаем первопричину. Но, во-первых, это живые люди, и их нельзя скидывать со счетов. А во-вторых, у нас нет никаких доказательств. И если это предварительное слушание перерастёт в суд присяжных, Хант прав: ничто не поможет нам его выиграть.

– Номер сорок пять, Ханна Смит, - бубню я себе под нос, щёлкая по клавишам.

– Доброе утро, красавица!
– бодрый голос Хант заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности.

– Хант! Чёрт побери!
– разворачиваюсь я. Он сладко потягивается, стоя в дверях. И не проявляет никаких признаков смущения, что в трусах у него всё дыбится холмом.
– Сколько времени?

– Понятия не имею, - отвечает он мне уже по ходу в ванную.

Только услышав громкое журчание, я встаю, чтобы захлопнуть за ним дверь и посмотреть на часы.

– Я терпеть не могу незакрытые в туалет двери, - кричу я ему в щёлку косяка.

– А стульчак опускать за собой обязательно?
– издевается он.

– Нет. Обязательно поднимать.

– А жаль, я вообще-то люблю закрытую крышку унитаза.

Ну надо же! Я тоже. Но разговаривать с ним, пока он там освобождает мочевой пузырь, мне совсем не хочется.

Слышу, как он моет руки. Потом как

жужжит его электрическая зубная щётка. Потом приборчик, которым он подравнивает щетину. И когда он выходит, весь такой свеженький, вручаю ему ещё одну кружку его любимого кофе.

Делая вид, что мне тоже срочно понадобилась ванная, придирчиво изучаю раковину, зеркало, тюбик с пастой, даже сливное отверстие в душе - вчера он мылся после меня. Определённо в вопросах гигиены мы сходимся. Он просто патологический чистюля - даже полотенце из-под ног умудрился повесить на бортик ванны.

– Ну, как твои успехи?
– с кружкой в руках и уже в знакомых штанах он заходит с веранды в дом мне навстречу.

– Так себе, - кладу я руки на плоды своего труда - разбросанные файлы.
– Я выбрала тех, кого мы сможем навестить. Кто живёт здесь и в близлежащих крупных городах. Все эти люди говорят одно и то же: диспептические расстройства, головная боль, нарушение сна. Всё это написано в побочных действиях препарата, как, впрочем, и в побочных действиях любого другого. Но они произносят слова, что вряд ли вообще когда-то были в их словарном запасе. Их явно подучили.

– Не удивительно. Диспеп... дипсе... в общем, это даже я не могу выговорить. А значит, можно смело вызывать их всех в суд прямо по списку. И слушать, как они будут блеять.

– И когда один за другим они будут заикаться и путаться, остальные обязательно запаникуют и не факт, что не начнут отказываться от своих заявлений.

– Точно. Здесь хорошо работается, правда?
– подвинув стул он садится рядом к столу.
– Люблю сюда приезжать, когда захожу в тупик или бьюсь над какой-то сложной задачей.

– А чей это дом?

– Одного архитектора. Я вытащил его из крупной передряги с подрядчиком. Так что он был мне обязан. Но потом мы просто сдружились. Он здесь не живёт. Наводит порядок, забивает для меня холодильник и иногда заезжает вечерком попить пивка и потрещать за жизнь.

– Даже не думала, что у тебя есть такие друзья.

– Ты вообще многого обо мне не знаешь, - улыбается он.

– Как и ты обо мне, - но не хочу продолжать эту опасную тему: - Может, выберем прямо сейчас, кого ты вызовешь в суд в первую очередь?
– смотрю я на часы на его руке.

– А куда торопиться? Даже до полудня ещё уйма времени.

– У меня ещё есть на сегодня дела, - барабаню я нервно по столу.
– Отвезёшь меня пораньше?

– Хорошо, - не расспрашивает он, потому что прекрасно знает о моей запланированной встрече с Ривером.
– Ну давай, показывай, что там у тебя. Наверняка ведь кого-то уже присмотрела.

И я показываю. Но он не соглашается. Мы спорим, перекладываем дела из одной стопочки в другую, перечитываем, возвращаем всё по-старому, а потом начинаем всё снова. То мне не нравится мать-одиночка, то Ханту - однорукий мужчина. Мне кажется, как та чёртова Эйрин Брокович, за эти несколько часов я уже выучила наизусть не только имена, но и дни рождения, имена детей, адреса и даже скупые показания, что были собраны и тщательно запротоколированы или продиктованы помощниками Ривера, а может, и лично им самим.