Фея Альп (др. перевод)

Вернер Эльза

Вольфганг слушал молча, только на губах его играла презрительная улыбка. Давно пора было ему освободиться от союза с Нордгеймом, он ни минуты не сомневался, что Гронау говорил правду.

– Благодарю тебя за откровенность, Бенно! – сказал он. – Было бы вполне простительно с твоей стороны не думать обо мне и действовать, руководствуясь лишь своими сыновними чувствами. Я очень ценю это.

Бенно опустил глаза: он сознавал, что не заслужил благодарности, он не хотел возбуждать дела вовсе не ради друга.

– Ты понимаешь, что сам я не могу

и шага сделать в этом деле, – тихо ответил он, – я хочу поручить его тебе. Ты поговоришь со своим тестем…

– Нет, – хладнокровно перебил его Вольфганг. – Ведь ты говоришь, что Гронау объявил ему открытую войну, значит, он предупрежден. Кроме того, наши отношения совершенно изменились: мы расстались навсегда.

Доктор подскочил в безграничном изумлении:

– Расстались? А твоя помолвка с Алисой?

– Расторгнута. Избавь меня от подробного объяснения причин. Нордгейм и мне показал себя с той же стороны, с какой ты его теперь знаешь. Он поставил мне условия, совершенно неприемлемые для человека, у которого есть понятие о чести, и потому я разошелся с ним.

Рейнсфельд не понимал, как мог Вольфганг, возлагавший все свои надежды на этот союз, так спокойно говорить о крушении планов.

– И Алиса свободна? – с усилием выговорил он наконец.

– Да. Но что с тобой? Ты сам не свой!

Бенно порывисто вскочил.

– Вольф, ты никогда не любил свою невесту, я знаю. Иначе ты не мог бы так спокойно и холодно говорить о том, что расстаешься с нею. Я думаю, ты не чувствуешь, что теряешь: ты ведь никогда и не знал, что за сокровище в твоих руках.

Эти слова дышали таким страстным упреком, что выдали истину. Эльмгорст остолбенел, устремив на доктора удивленный, недоверчивый взгляд.

– Что это значит, Бенно? Неужели ты… ты любишь Алису?

Доктор поднял на товарища свои честные голубые глаза:

– Тебе не в чем упрекать меня: я не сказал твоей невесте ни одного слова, которого не мог бы повторить при тебе, а когда понял, что не в состоянии побороть свою любовь, решил уехать. Неужели ты думаешь, я принял бы место в Нейенфельде, подозревая, что предложение исходит от Нордгейма, если бы у меня был другой выход? Но мне не из чего было выбирать, если я не хотел оставаться в Оберштейне.

Как ни странно, признание Бенно задело Эльмгорста за живое, и в его голосе слышалась горечь, когда он ответил:

– Теперь я больше не стою у тебя на дороге, и если ты надеешься, что на твою любовь ответят взаимностью…

– Ничего не произойдет, – перебил его Рейнсфельд. – Ты знаешь, что разлучает нас с Алисой навсегда.

– При твоем характере – пожалуй. Другой, напротив, воспользовался бы этим, чтобы вырвать у Нордгейма согласие, которого по доброй воле он, разумеется, никогда не даст. Насколько я тебя знаю, ты так не сделаешь.

– Нет, никогда! – сказал Бенно сдавленным голосом. – Я уеду в Нейенфельд и больше не увижусь с Алисой.

Разговор был прерван слугой, доложившим о Вальтенберге. Эльмгорст тотчас поднялся,

а Рейнсфельд собрался уходить.

– Спокойной ночи, Вольф, – сказал он, сердечно пожимая его руку. – Мы останемся по-прежнему друзьями, несмотря ни на что, не правда ли?

Вольфганг ответил крепким рукопожатием.

– Я приду к тебе завтра… Спокойной ночи, Бенно!

Эльмгорст проводил друга до двери, и в нее в ту же минуту вошел Вальтенберг. Он обменялся с Рейнсфельдом поклоном и несколькими обыденными фразами, затем доктор вышел, и они остались наедине.

– Надеюсь, я не помешал вам, господин Эльмгорст? – сказал Вальтенберг, медленно подходя ближе.

– Нет, я ждал вас, – был спокойный ответ.

– Тем лучше, значит, я могу обойтись без вступления. Мне нет надобности объяснять вам, зачем я пришел. Мы с вами оба поняли, что именно сегодня случилось, и мне надо сказать вам несколько слов по этому поводу.

– Я к вашим услугам, – ответил Эльмгорст.

Эрнст скрестил руки на груди, и его голос приобрел насмешливый оттенок.

– Я обручен с баронессой Тургау, как вам известно, и не расположен допускать, чтобы моя невеста принимала такое горячее участие в судьбе другого человека; впрочем, об этом я поговорю с нею самой, от вас же я желаю узнать, насколько вы к этому причастны. Вы любите Эрну?

– Да, – просто и без малейшего колебания ответил Вольфганг. Глаза Вальтенберга сверкнули смертельной ненавистью, хотя признание не сказало ему ничего нового: ведь он слышал от самой Эрны, что она любила другого, и только думал, что ему следует искать этого другого среди теней. Теперь перед ним стоял его враг, живой человек, не способный на чистую, великую любовь, принесший такую девушку, как Эрна, в жертву мамону, и стоял с гордо поднятой головой, как будто был слишком горд, чтобы склониться перед кем-либо в этом мире. Это еще больше рассердило Эрнста.

– И, вероятно, ваша любовь зародилась не сегодня и не вчера? – спросил он. – Насколько я знаю, вы уже несколько лет были вхожи в дом господина Нордгейма до моего возвращения в Европу и помолвки с баронессой Тургау.

– К крайнему моему прискорбию, я вынужден отказаться от объяснений, – ответил Вольфганг прежним ледяным тоном. – Я отвечу на каждый вопрос, на который вы имеете право, но экзаменовать себя не позволю.

– Еще бы! Вы плохо выдержали бы этот экзамен, будучи женихом Алисы Нордгейм!

Эльмгорст закусил губу – удар попал в больное место, но он сейчас же овладел собой.

– Прежде всего я попрошу вас изменить тон. Я не терплю оскорблений, а от вас потерплю их меньше, чем от кого-либо другого.

– Не моя вина, если правда задевает вас за живое, – надменно сказал Эрнст. – Опровергните мои слова, и я готов взять их назад, до тех же пор позвольте мне иметь собственное мнение о человеке, который любит девушку или говорит, что любит, и в то же время сватается за богатую наследницу. Не можете же вы требовать от меня уважения к такому жалкому…