Фея Лоан
Шрифт:
– Слушай мой приказ!… - начал раздражатся Констант.
– Не-а, - качнул головой мужчина, подошел к креслу и навис над парнем со стаканом в руке.
– Обороты сбавь и скажи по-человечьи, а нет… Вурдалакам своим приказывай и проси у них хоть пол царства.
– Ты сейчас пойдешь к своим и поговоришь. Объяснишь или заставишь - твое дело, но они должны добровольно отдать свое и-цы Эринии.
– Опять ей плохо?
– Да. Приказ ясен?
– Угу, - хлебнул фэй.
– Иди и выполняй.
– Ты пойдешь!
– Малыш, я не раб
– Ты раб!
– Ну, это твои фантазии. Я не раб и не военнослужащий, приказам не подчиняюсь…
– Я твой господин!
– взъярился парень, вскочил. Семен прищурился:
– Нервный ты. Опять что-то случилось?
– Не твое дело, тэн!
– Понятно, - буркнул Семен и сел в кресло. Начал потягивать фэй. Константа это вовсе вывело из себя, он выхватил хотт и, взмахнув, опустил пять огненных струн на раба.
Колмогорцев перехватил одну, и, не обращая внимание на боль, ринувшуюся из ран кровь, рванул парня на себя за хвост плетки, обрезая ладонь почти до кости. Схватил Константа за шею и легонько, сугубо для ума, въехал ему коленом под дых, вырвал хотт.
– Ничего штучка. Дерьмовая, - процедил.
– Вот им бы тебя и отходить.
Констант выпрямился, выхватил мэ-гоцо и кинулся на землянина.
Странная это была драка. Парень по ловкости и реакции не уступал Семену, но видно, что не от злости на него, а от безысходности кидается, раздирает его что-то, мучает до слез. И Семену парня жаль - не калечить же будущего родственника? Вот и кружились, пихались, кулаками в полсилы махали. Наконец Колмогорцеву надоело: сплюнул кровь из разбитой губы, сел, руки на коленях сложил и уставился на парня.
– Дерись!
– закричал тот, с кинжалом на него рванул, но задеть не посмел безоружного, пугнул лишь. Семен не двинулся - смотрит, молчит.
Парень так и сяк - сидит мужчина, поглядывает хмуро и сочувственно.
У Константа челюсть от безысходности свело - злости настоящей на этого дикаря нет, а вроде надо проучить, но с клинком на безоружного - любому бесчестие. Убрал клинок, кулаком замахнулся. Семен чуть в сторону отклонился и Констант пролетел мимо. Мужчина перехватил его и усадил рядом:
– Хорош беситься. Рассказывай, что стряслось.
– Не твое дело, - буркнул с горечью парень. Осел, голову свесил.
– Тебе не понять.
– Отчего ж? Вроде с языком проблем у тебя нет, а у меня со слухом.
– Ты тэн.
– Это я уже слышал. Ладно, не хочешь, не говори. Держи в себе и гори.
– Ты все равно не поймешь, ты не знаешь обычаев наших.
– Ты себя уговариваешь или меня? Послушай меня, малыш: я тебя лет на пятнадцать старше, а значит опытнее, и бывают такие ситуации, когда каким бы ты сильным не был, каким бы взрослым не хотел казаться, не можешь и все. Опыта не хватает, знаний, понимания. Даже у меня. И не стыдно это, и не доказательство несостоятельности или слабости. Жизнь. Романтики в ней ровно столько, сколько ты в нее вкладываешь, а остальное цинизм, голый расчет и пошлая обыденность.
Констант помолчал и выдал:
– Тебе бы троуви быть.
– Раб в квадрате что ли?
– Советник, - фыркнул юноша.
– Ну, я и говорю.
Парень внимательно посмотрел, всерьез задумавшись над своей мыслью:
– Я тебе нравлюсь?
Семен выгнул бровь и хмыкнул:
– Нет. Я женщин люблю. А у тебя с ориентацией проблемы?
– Нет, с координацией у меня все хорошо.
– Ты о чем?
– А ты?
– Я о половой ориентации.
– А что здесь ориентироваться?
– нахмурился непонимающе Констант, Семен следом. Оба в упор смотрели друг на друга, пытаясь понять, кто, о чем говорит.
– Ты про "нравится" к чему спросил?
– К тому, что ты располагаешь к себе. Я бы… мог освободить тебя, если ты согласишься мне помочь, останешься. Как свободный. Советником. Моим.
– А-а, а я уж подумал, не голубой ли ты, - усмехнулся Семен.
– Нет, я флэтонец. Голубые на Вальторе.
Колмогорцев с минуту соображал и понял, что ничего не понял:
– В плане?
– Кожа у них голубая и ночью светится. Эффект воздействия лучей Нанта, их светила.
– Угу?… Ладно, проехали, а то чувствую на этой теме мы забуксуем. "Вернемся к нашим баранам": что ты хотел-то? Чтобы я с мужиками поговорил, ситуацию объяснил? Могу. Но в ответ ты мне скажешь, чего дурить начал и смурной такой. А на счет советника - что знаю - скажу, чем смогу - помогу.
– Сразу бы согласился, а то упрямишься.
– По-человечьи попросил, я согласился, а приказы отдавать станешь - в отказ опять пойду.
– Чудной ты. Так советником стать согласен?
– Зачем? Спроси - так скажу. Но учти, традиции ваши я не знаю, поэтому судить со своей точки зрения стану. Чего стряслось-то?
– Отец сестру замуж отдать решил. А я бы этого жениха второй раз избил. Жалею, что в первый не убил.
– Чего так?
– Она чуть не погибла из-за него. И больше не спрашивай - не твое это дело, сам решу, соображу, с Феей поговорю, - встал.
– Пошли. Нужно Эриннии помочь.
Семен не пошевелился: новость выданная Константом была схожа нокдауну. Минутное замешательство, в котором боль страх и возмущение смешались в одну кипящую и обжигающую душу ядовитую смесь, сменилось минутой гнева, а затем растерянного замешательства и попытки быстро придумать, как опередить ухажера, навязанного его девочке.
Раскрыть Константу кто он?
Вряд ли тот порадуется, да и пацан совсем - ума хватит бате своему доложить, а тот волчара тот еще, ясно, что придумает: поспешит либо дочь замуж за своего кандидата уже без всяких менуэтов отдать, либо землянина стереть так, чтобы и памяти о нем не осталось, а скорей всего и то и другое - Фею под венец, Семена на тот свет.