Фея придёт под новый год

Лакомка Ната

Но сказать ничего не получилось, как не получилось и поцеловаться, потому что в дверь загрохотали кулаки и послышались голоса, которые выкрикивали «хозяин! хозяин!».

Я отшатнулась, как будто нас могли застать, и господин Тодеу выпустил меня из объятий — медленно и неохотно, но сразу же.

— Что там случилось? — проворчал он, взъерошив волосы и глядя на меня голодными глазами. — Как не вовремя…

— Так проверьте, что произошло, — подсказала я, понимая, что всё случилось как раз-таки очень вовремя.

Просто уместнее

не бывает. Потому что глупая Миэль готова была позабыть обо всем и рухнуть в пропасть, решив, что умеет летать.

Теперь мне было и неловко, и стыдно, я избегала смотреть на хозяина, стук в дверь всё усиливался, а господин Тодеу всё стоял в моей комнате…

— Да идите уже, — взмолилась я. — Мне надо переодеться.

Но и после этого он ушел не сразу. Потоптался на месте, остановился у порога, оглянулся, будто ждал, что я окликну его. Только я не окликнула, и сразу же заперлась, когда хозяин вышел. Приникнув к двери, я слышала, как в прихожей стало шумно — застучали сапоги, взволнованные голоса наперебой говорили что-то про отвязавшиеся барки.

Переполох не продлился долго — минуту или две. А потом дом опять погрузился в сонную тишину. Я сняла платье и положила его на кровать, чтобы не помялось, быстренько надела ночную рубашку, краснея, хотя никто меня не видел, хотела лечь спать, но тут выяснилось, что мне нет места — кровать занята, на сундуке тоже лежал ворох одежды. Уйти в кухню? Не спать до утра? И господин Тодеу ушел на ночь глядя, спасать какие-то баржи…

Я побродила по комнате, потом вышла в коридор и долго ходила от кухни к порогу, прислушиваясь — не раздадутся ли шаги на крыльце. Но только море шумело, гулко ударяясь в берег, и ветер свистел, пролетая мимо дверей.

Господин Тодеу не вернулся, и когда стало светать, я растопила печь, повесила над огнем котел с водой, села на скамейку и… уснула, прислонившись затылком к стене.

Мне казалось, я только закрыла глаза, как меня уже будила Джоджо.

— Идите-ка оденьтесь, — велела она, подбрасывая дров. — Скоро все проснутся, а вы в одной рубашке. Вы сегодня так рано встали… Не спалось?

— Не спалось, — призналась я, зевая. — Господин Десинд вернулся?

— А он уходил? — рассеянно переспросила Джоджо.

Я промолчала, чтобы не было ненужных расспросов и подозрений. Сейчас, утром, когда небо в окне постепенно светлело, всё случившееся ночью казалось сном. Нереальным сном.

И я несмело открыла дверь в свою комнату, не зная — приснилось ли мне чудесное платье, которое я примеряла, или было наяву…

Но платье лежало на постели, а на сундуке белела нежным мехом шубка. В утреннем свете я, наконец, разглядела, какого цвета было подаренное платье. Оно было дымчато-серое, как туман над морем. А узор из блесток и жемчуга напоминал изморозь. Удивительное, по-настоящему зимнее платье.

И шуба, и шаль, и белая маска с перьями…

Я перебирала подарки при свете дня, и смутилась, когда

дошла до шелкового белья с кружевной оторочкой. Белье можно было не покупать. Это слишком интимный подарок. Со стороны господина Десинда это было большой нескромностью. Но… рассердиться на него за это я не смогла, как ни старалась. И раз уже деньги потрачены на наряды… значит, я могу пойти на праздник. В маске меня никто не узнает, а до полуночи я убегу — и не понадобится открывать лицо.

Но как меня представит господин Тодеу?.. И неужели Ванесса в самом деле не против того, чтобы я пошла на праздник вместе с ней и с её отцом?.. Наверное, сначала мне следовало поговорить с ней…

Я отправилась наверх с тяжелым сердцем, потому что ожидала, что моя компания Ванессе совсем не понравится. А если дочка хозяина взбрыкнёт, то мне лучше не испытывать ничьего терпения и остаться дома.

На втором этаже Корнелия убирала хозяйскую комнату и как раз перестилала постель Логана. Я не удержалась и заглянула внутрь, и Корнелия сразу заметила моё любопытство.

— Хозяина нет, — сказала она дружелюбно, и даже улыбалась при этом, но взгляд её мне не понравился.

Я не стала отвечать ей, просто кивнула, и отправилась к комнате Ванессы. Постучавшись и получив довольно благожелательное разрешение войти, я открыла дверь.

Юная барышня, разумеется, стояла возле зеркала, примеряя обновки.

— А, это вы, Лилибет? Входите же, — мило сказала она, поворачиваясь то одним боком, то другим, приложив к груди бальное платье — белое, нежное, как только что выпавший снег. Кушак был розового цвета, а на постели (точно так же, как у меня) лежали розовые шарфы, ленты и цветы из шелка. — Как вы считаете, к платью лучше подойдут розы или гиацинты? — Ванесса просто излучала доброту, и это не могло не обрадовать, но в то же время сбивало с толку.

— Мне кажется, лучше всего гиацинты, — ответила я, — это цветы как раз для юной девушки. А если розы, то или белые распустившиеся, или розовые в бутонах.

— Тогда пусть будут розовые в бутонах, — решила Ванесса, подбегая к постели и выхватывая из пенно-розового вороха чудесную брошку на кушак в виде трех цветов, плотно сомкнувших нежные лепестки. — Вам нравится, Лилибет?

Конечно же, она нарочно называла меня так, как её дорогая тётушка. И доброжелательность, которую барышня мне демонстрировала, была ложной.

— Мне нравится, — сказала я спокойно, не показывая, как задело меня такое пренебрежительное обращение. — Очень красиво. Но я пришла по другому поводу.

— По какому же? — рассеянно спросила Ванесса, прикладывая брошь к поясу с одной стороны, с другой и посредние.

— Лучше прикрепить её слева, — посоветовала я. — Это изящно, и в танце не будете задевать цветы локтем.

— Хм… вы правы… — признала Ванесса, поразмышляв несколько секунд. — Благодарю, так и сделаем. Что там у нас за повод, вы говорите?..