Фея

Соколов Игорь Павлович

Тайна и Вселенная – это два объединяющих начала женского и мужского рода… В каждом начале равнозначен оттенок слияния души с телом… И то, и другое, есть как и мое второе «Я» … Одно уничтожает второе по праву противоположности…

Мы все существуем друг против друга как вечный закон сохранения энергии… Так говорил еще Платон устами Сократа, что Смерть порождает Рождение, т. е. оно его выталкивает прямо из себя как свое второе «Я»… Однако, психология тут не уместна…

Я помню, однажды играл роль в одном спектакле и так вжился в образ выдуманного автором пьесы героя,

что только на следующий день ощутил себя собой… Это было как сон, как наваждение, – зато я не играл, а жил, и даже жил не я, а мое второе «Я», т. е. я хочу сказать, что из нас никто так и не знает, что же такое его второе «Я»…

Может, это наша противоположность, живущая в нас, которую мы не хотим замечать.

Для одних это бессмертная душа, для других – смертное тело, для третьих – пол и характер, но все это, взятое вместе, и густо перемешанное космическим излучением, и есть наше второе «Я»…

«Мы двойники иль только схожи» – эта строчка из моего давнего стихотворения говорит о том, что я их упрямо повторяю и берегу как всякую память о прошлом… Хотя именно моего прошлого давно уже нет, – это софизм, просто я чувствую тоньше неотвратимый бег времени как всякий сумасшедший.

Фантазию ужасную творяОдин – весь в сумраке Вселенной,Я созерцаю Образ драгоценныйИ в нем живу как Вечностъ для тебя!

Что же такое для тебя, Вечностъ? Наверное, это сон, – ты видишь его без всякого желания, постепенно оно просыпается в тебе само как твоя же Душа по одному лишь кивку, знаку…

Ведь Боги не говорят с нами, а только подают знаки, – говорил Гераклит…

Они подают знаки, боясь усомниться в собственном величии, – повторяю я вслед за Гомером… Хотя при чем тут Боги, – скажет кто-то.

Конечно, Боги ни при чем, – подтвержу я.

Они вечны и поэтому они ни при чем, но если кто-то очень захочет, они всегда будут при нем… Теперь я хочу сказать о богохульстве, о противоположности всякой веры, об обращении ее как всякой стервы!

Наверное, человеку никогда ничего (просто так) не хотелось, но он всегда это вызывал в себе, думая таким образом обмануть свое второе «Я». Ибо наше второе «Я» существует всегда голышом – оно постыдно, как собственная похоть во время семяизверженья…

Когда не любишь, но цветешь, ныряя в пропасть наслажденья…

«Только сосредоточившись в себе, обнаруживаешь опыт извне», – говорил Семен Людвигович Франк… Это был философ с душою грешного протодьякона.

Его работу «Непостижимое» я воспринял как «Ничтожное» – это в смысле философии. Вообще, философия – самая ничтожная из наук, потому что пытается объяснить Тайну, а Тайну не надо объяснять, ее надо только чувствовать, тонко чувствовать как всякую женщину, хотя бы миг принадлежавшую тебе. А если я ее попытаюсь объяснить, то получится анатомия или пошлость, впрочем, одно не исключает другого…

Люди обманывают себя, существенно и принципиально обольщая друг друга. И опять эта бешеная скорость, и опять все несутся

вперед!…

«Они рождаются, так сказать, из земного, совместного кровообращения…» – шепчет опять мне из своего «Непостижимого» С. Л. Франк.

И я вдруг понимаю, как легко спутать философию с анатомией… все равно, что дух с плотью… Бедный Сёмен Людвигович всю жизнь сомневался в собственном Бессмертии, пытался его доказать любым способом, пока не завяз в трансценденции, как я в традесканции…

Самое божественное знание Бога есть то, которое познается через неведение, – говорит из глубины веков Дионисий Ареопагит.

Черт побери! Этому неведенью посвящены миллиарды страниц, которые читать так же бесполезно, как чесать ногами собственные уши, впрочем, у йогов это получается! Ибо в это время люди постигают не Бога, не Бессмертие и Вечность, а путаную болтовню грешных праведников.

И все же я люблю философов, потому что все они, так или иначе, были в душе поэтами… Вот и Семен Людвигович говорит: «Все великое зреет и творится молчаливо. … В таинственной тиши глубин людского духа» (Это из его статьи «Мертвые молчат», написанной им в 1917 году).

О, я вам скажу, что вы не просто человек, а вы скверный и ужасный человек.

Это говорит мой сосед… Он любит говорить мне гадости и вообще всем людям – это его веселит…

И я его очень понимаю, я сам в детстве расписывал стены в подъезде крупным почерком. Вообще, лямброзия – это детская болезнь или даже подростковая болезнь. Как говорил В. И. Лении, «детская болезнь левизны в коммунизме». А я бы сказал, что это «детская болезнь кривизны в реализме».

Это можно проверить, окунувшись хотя бы с головой в политику.

Скучное собрание… Ленивые позы людей, думающих вроде как о благе народа. Оратор как всегда говорит одну чепуху. Явная сонливость и текучесть бессмысленной жизни. И вдруг один депутат говорит другому: у меня сразу же появилась фрикция, как только я расстался с этой фракцией!»

Да уж, наш юмор носит скорее всего механический характер, хотя это и есть попытка открыть глаза души…

Лучше всего о Боге сказал Августин. Он сказал: увижу себя, увижу тебя!

Но где нам познать себя?!»В собраниях, на съездах иль в подъездах,В постели с дщерью или под кустом…Везде мне в теле своем тесно,Я думаю бессмертным стать скотом.

Поговорю-ка, я лучше о скотстве. Иногда я чувствую себя таким раздвоенным, что не могу отличить себя от своего второго «Я»…

Во всяком человеке есть какая-то своя патология…

Ван-Гог например, как многие теперь знают, отрезал себе ухо, чтобы только пошутить с одной дамой и послать ей его в качестве подарка, Поль-Гоген, тоже художник, целовал туземок в ягодицы и был даже на одной 14-летней туземке женат. Паганини мог даже носом играть на скрипке, а Артур Шницлер завязывал зубами шнурки на своих ботинках, хотя, как говорил Гераклит, – «Многознание уму не научает…»