Фидель Кастро

Бэлфор Себастьян

Даже больше, чем экономической реформой, Кастро был озабочен обеспечением человеческих и социальных ресурсов, что являлось жизненно важным для экономического подъема, частично для образования, медицины и строительства. Вскоре после победы он организовал тысячи молодых добровольцев в бригады и послал их в сельскую местность обучать письму и чтению многих неграмотных людей среди сельского населения. Зга кампания стала одним из величайших эпических моментов Революции, так как она фактически уничтожила за несколько лег безграмотность на Кубе; она также смогла убедить многих кубинцев в городах и в сельской местности в новых достоинствах Революции. Государственное обеспечение свободного современного здравоохранения, эффективная система образования и дешевое обеспечение жильем были крайне необходимы как для политики, так и для экономики. С обеспечением основных потребностей населения, как считалось, уменьшалось значение заработной платы и сокращался спрос на потребительские товары.

Сельская местность получила большую выгоду от государственных капиталовложений, чем город. Сельские местности до Революции не имели почти ничего; только у 15 % сельских жителей был водопровод,

в отличие от 80 % городского населения, и только в 9 % домов в сельской местности было проведено электричество. Работники сельского хозяйства зарабатывали в среднем меньше 80 долларов в месяц в сравнении со 120 долларами средней заработной платы в промышленности, к тому же здесь постоянно существовала неполная занятость. Го су-дарственный капитал внедрился теперь в сельскую местность, обеспечивая работой и основными удобствами. Гавана, наоборот, была относительно запущена, ее фасады обесцвечивались и обшелушивались от сырости и соленого воздуха.

Социальные реформы и нравственная кампания аскетизма основывались на убеждении, Кастро и его ближайших сторонников в том, что они смогут преодолеть стадии развития и в короткий срок создать условия для коммунистического общества, где каждый получает по потребности, а отдает по возможностям. Общепринятый марксизм настаивал, что без развития производительных сил в огромных масштабах невозможен даже социализм; слабое развитие или полу развитость означали постоянство капиталистических производственных отношений то в одном, то в другом облике, независимо от степени национализации экономики. Че Гевара, наиболее ясно выражающий свои мысли среди кастроистов, веря в социализм здесь и теперь, наоборот, доказывал, что равнение Кубы на развитой советский блок делает возможным перепрыгивание нескольких стадий на пути к социализму [97] .

97

‘La Planificaci'on Socialista, su Significado’, in Guevara E 1967 Obra Revolucionaria. Ediciones Era, Mexico, 2nd ed., 1968, pp. 602 -10

В 1924 году лидеры большевиков столкнулись с такой же дилеммой. Окруженные со всех сторон враждебными государствами и стоя лицом к лицу с сопротивлением крестьянских масс любым социалистическим мерам, они погрузились в жестокую полемику о способах спасения Революции. Одно крыло стояло за тактику быстрой индустриализации. Для выполнения предлагалось накоплять капитал, подчиняя расходы производству и изымая частный сельский капитал. Опасаясь развала сельского хозяйства и контрреволюции, возглавляемой зажиточным крестьянством, другое крыло большевиков выдвинуло политику разрешения роста благосостояния крестьян и использования частного предпринимательства для восстановления России. Сталин сначала поддержал второе предложение, а когда захватил власть, пустил в ход первое, разрушая крестьянство.

Кубинские руководители считали, что они не столкнулись ни с одной из этих проблем; экономический союз с советским блоком позволил проводить индустриализацию без травм, как они считали, в то время как кубинское крестьянство действительно поддерживало социалистические земельные реформы. Под управлением Че Гевары, являвшегося министром промышленности, были составлены честолюбивые планы индустриализации Кубы, без принесения в жертву условий жизни кубинцев. Па самом деле первые два года показали увеличение расходов, тогда как беднейшие слои населения получили доступ к лучшей еде и жилью. Частично это перераспределение было возможно благодаря гладкому ходу Революции, экономика не была разрушена гражданской войной, фабрики были хорошо оснащены и оборудованы, в наличии остались иностранные запасы от прежнего экспорта. Но вскоре стало ясно, что экономика не сможет поддерживать такие относительно высокие уровни расходов, запасы истощались, крупный скот уничтожался для еды, и экономическая блокада Соединенными Штатами не могла быть заменена торговлей с советским блоком. В марте 1962 года была впервые введена продажа продуктов по карточкам, и с тех пор Куба будет по ним жить.

В то же время надежда на то, что Куба будет вовлечена в СЭВ, была разрушена двумя главными проблемами: далекое расстояние и несовместимость кубинской промышленности с инфраструктурой, до тех пор направляемой экономикой США, а теперь — советским блоком. Более того, ни технология СЭВ, ни ее техника не соответствовали стандартам, принятым в Соединенных Штатах. Сочетание неопытности и плохого качества сырья и техники привело к многим провалам в программе индустриализации. Вопреки необдуманным оптимистичным прогнозам Кастро и других, промышленность возросла только на 0,4 % в 1962 году и даже уменьшилась на 1,5 % в следующем году. Еще больше пострадало сельское хозяйство, не только в результате особого значения индустриализации, но и также из-за огромных, не всегда успешных попыток разнообразить производство. Сахарная промышленность, находившаяся в опасном положении еще при Батисте, понесла удар из-за потери многих управляющих и техников, эмигрировавших в США в год революционного триумфа и после него. Более того, в гонке за диверсификацией сельского хозяйства многие плантации сахарного тростника были выжжены, урожай 1963 года оказался самым худшим со времен второй мировой войны. Согласно правительственной статистике, производство сахара упало с постреволюционного пика в 1961 году, составлявшего 6 876 000 метрических той, до 3 883 000 в 1963, когда показатель валовой продукции сельского хозяйства перенес невероятное понижение [98] . Эти проблемы соединились с экономическим расколом, причиненным как структурной переменой, так и привлечением ресурсов к обороне. К середине 1963 года кубинская экономика стремительно неслась к кризису.

98

Dom'inguez J I 1978 Cuba: Order and Revolution. Harvard University, Cambridge, MA, pp. 174 — 8

Кризис

выявил скрытое разъединение в пределах кубинского руководства. Кастро и Че Гевара являлись представителями сталинской модели индустриализации и сельскохозяйственной диверсификации. Этот процесс модернизации приходилось проводить полностью централизованным управлением, распределяя цели и контролируя бюджет. Во главе этой широкой операции Че Гевара, как министр промышленности, проводил круглые сутки, принимая отчеты, пуская в ход схемы, обрабатывая счета, сосредотачиваясь над технической документацией, работая в новой роли больше, чем он делал партизаном в Сьерре. Подобно ему, Кастро неутомимо скитался по сельской местности, утверждая честолюбивые сельскохозяйственные проекты, создавая вокруг себя постоянное движение рабочих и организаций, воодушевляя и поучая людей везде, куда бы он ни попал. Французский агроном Репе Дюмон, который провел недолгое время с Кастро в качестве советника, писал о своем опыте: «Во время путешествий с Кастро, у меня иногда возникало впечатление, что я объезжаю Кубу вместе с владельцем, показывающим ее поля и пастбища, ее коров если не ее людей» [99] . Для старых коммунистов весь стиль революционного руководства, должно быть, казался хаотичным. Более того, реформистский ветер начал дуть из Восточной Европы, советуя совершенно отличное управление экономикой, чем то, которое практиковалось сторонниками Кастро.

99

Dumont R 1974 Is Cuba Socialist? Viking Press, New York, p. 57

Внутренние дебаты, происходящие на Кубе, походили на те, которые возникли среди большевистских лидеров в 1925 году и среди китайских коммунистов в 1958–1959 годах после неудачи «Большого скачка вперед». Дореволюционные коммунисты и их союзники по экономической политике считали, что примитивное накопление капитала было возможно только на основе огромного увеличения производства сахара. Только массовый экспорт сахара и лучшее использование его производных может создать платформу для поднятия экономики. В то же время они приветствовали реформы, захватившие Восточную Европу, обеспечивающие внутреннюю экономическую автономию и больший акцепт на прибыльность и материальные стимулы. Эта полемическая интервенция была молчаливо направлена против Че Гевары, как наиболее видного руководителя существующей экономической политики, но поддержка Кастро идей Че Гевары была хорошо известна [100] . Однако всегда прагматичный Кастро перед, лицом экономического препятствия в 1963–1964 годах поддался влиянию. Более того, советские лидеры настояли на перемене политики, предложив подсластить горькую пилюлю, гарантируя рынок для кубинского сахара по высокой фиксированной цепе, позволяющей долгосрочное планирование. Министерство Че Гевары было расформировано, ресурсы переброшены из промышленности в сельское хозяйство и началось кровопускание чиновникам-бюрократам.

100

Nueva Industria, 3 Oct. 1963; Brundenius С 1981 Economic Growth, Basic Needs and Income Dis tribution in Revolutionary Cuba, University of Lund, pp. 71 — 5

И в текущем, и в следующем десятилетии кубинские руководители были склонны обвинять отдельные личности, а не политику или механизм ее создания за развал рискованного предприятия — индустриализации. Ясно, что планы Кастро, Че Гевары и их ближайших последователей были чрезмерно честолюбивыми. Размышляя об этом периоде много лет спустя, Кастро признался: «В то время мы имели множество благонамеренных идей, по они были нереальны, мы хотели перепрыгнуть стадии развития» [101] . Одной из проблем было то, что успех Революции создал убеждение, что революционное сознание может сдвигать горы, С характерным для пего настроением Че Гевара делал вывод: «Мы не обосновываем наши аргументы ни статистическими фактами, ни историческим опытом. Мы имеем дело с природой субъективного характера; как будто разговаривая с ней, мы можем убедить ее» [102] . Кубинские рабочие и специалисты очень стремились, в действительности слишком стремились к опыту и техническим знаниям, но им недоставало даже самых необходимых. Другой проблемой являлось крайне централизованное принятие решений, в результате чего в кубинской экономике происходили серьезные нарушения. В этом Кастро был виновен в той же степени, что и Че Гевара, с тех нор как он стал отвечать за «запуск» как многочисленных сельскохозяйственных начинаний, так и военных наступлений, которые, но его собственному признанию, не смогли принять во внимание ценовую эффективность или подходящую технологию [103] .

101

Granma, 12 Feb. 1985

102

Quoted in Brundenius 1981 p. 71

103

Granma, 27 July 1970

Тем не менее именно Че Гевара перенес последствия разгрома, хотя он остался на короткий срок ближе к Кастро, чем когда-либо. Через девятнадцать месяцев после объявления о пересмотре экономической политики Че Гевара отправился в путешествие по африканским и азиатским странам и по возвращении ушел в отставку из правительства и сдал свое кубинское гражданство. В июле 1965 года он уехал в Африку с небольшим войском ветеранов кампании в Сьерре, чтобы помочь повстанцам Катанги в борьбе против конголезского правительства, и на следующий год разместил ячейку партизан в Боливии, пытаясь повторить кубинский успех.