Философия достоинства, свободы и прав человека

Мучник Александр Геннадьевич

5.1. ЕСТЕСТВЕННЫЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Лучшей характеристикой роли естественного права в системе современного правоведения и правосудия служат слова видного американского правоведа, судьи одного из апелляционных судов США Джерома Фрэнка (1889–1957), который заметил: «Я не представляю, как мог бы сегодня порядочный человек не признавать в качестве основы современной цивилизации фундаментальные принципы естественного права, касающиеся человеческого поведения, которые были установлены Фомой Аквинским. Существуют, утверждал он, определённые изначальные принципы, такие, как стремиться к общему благу, не причинять ущерба другим, воздавать каждому своё, а также существует несколько производных принципов, таких, как не убивай, не кради, возвращай доверенные тебе вещи». Конечно, сказанное во многом можно объяснить тем, что высокочтимому правоведу посчастливилось избежать жизни на территории СССР и некоторых постсоветских республик. Вероятно, в последнем случае его правовые взгляды претерпели бы существенные изменения, сузившись до одной заветной мысли: как обеспечить своё естественное физическое и психологическое здоровье, сохранив при этом элементарную порядочность. Вместе с тем, полностью

разделяя точку зрения американского коллеги, отметим, что если бы мир целиком состоял из порядочных людей, то отпала бы всякая необходимость в концепции естественного права. Ибо порядочность предполагает инстинктивное поведение, самым естественным образом сориентированное на достоинство, свободу и права другого человека, этноса, народа. В этом смысле естественное право — это своеобразная «вытяжка» из истории человечества, инструкция на все случаи жизни, доброе напутствие людям в сложном мире их государственного бытия. Его значение в системе современной цивилизации измеряется тем, какую умиротворяющую роль оно призвано сыграть в жизни человечества. Не прописанное ни в одном законодательном акте мира, уважение к общечеловеческим ценностям — суть этого права. Своевременное признание естественного права в качестве непосредственно действующего всеми народами мира отвратило бы от их судеб многие беды и катастрофы. История сохранила бы многие, ныне безвозвратно погибшие, бесценные памятники архитектуры, литературы, живописи и других сфер проявления человеческого духа. Не прервалась бы преждевременно жизнь многих людей, этносов и народов. Судьба человеческой цивилизации могла бы пойти другим, несравненно более гуманным и милосердным путем.

Пренебрежительное отношение некоторых великих держав к другим народам как к низшим, варварским и отсталым не раз играло злую шутку с этими государствами и их воинственными вождями. В качестве наглядного примера можно привести отношение Наполеона к русскому народу. Так, в своё время он явно опрометчиво утверждал: «Варварские народы суеверны и примитивны. Достаточно одного сокрушительного удара в сердце империи — по Москве — матери русских городов, Москве златоглавой, и эта слепая и бесхребетная масса падет к моим ногам». Как известно, Россия не пала к его ботфортам, как не склонила голову и перед сапожищами Гитлера. И один и другой завоеватель, уложив к своим ногам всю Европу, обломали свои зубы на таком крепком орешке, каким во всех отношениях оказалась Россия. В связи с этим историческим фактом в памяти всплыл примечательный диалог, о котором поведал в своей книге генерал П.Г. Григоренко. Так, ещё в самом начале Великой Отечественной войны его непосредственный начальник в штабе Дальневосточного фронта заявил ему: «Вы знаете историю. И Вы прекрасно понимаете, что немец идет пока что по инорусским землям. Войдет в Россию — застрянет. Я не знаю, будут ли русские воевать за коммунизм, но Россию они не отдадут. На России Гитлер себе так же сломает шею, как сломал Наполеон». Попутно следует также упомянуть тот малоизвестный и прискорбный факт, что в то время многие командиры советских дивизий, понесших значительные потери в бою, стали направлять в Ставку верховного главнокомандования Вооружённых Сил Союза ССР требования о пополнении своих воинских подразделений исключительно из числа представителей русского этноса. И, действительно, русские в отличие от некоторых других этносов СССР, свою землю немцам не отдали.

Так что и с Наполеоном и с Гитлером в итоге злую шутку сыграла не столько степень их осведомленности в истории, сколько их поверхностное и неадекватное понимание боевого духа русского народа. В своём заблуждении они оба оказались схожи, несмотря на всю гигантскую разницу между гением созидания первого и гением разрушения второго. Вот в этом, практически общепринятом в те времена среди европейских политиков молчаливом делении народов на первый и второй сорт, по сути, и заключалось реальное подсознательное отрицание естественного права народов на признание и уважение их национального достоинства.

Если бы естественное право стало хотя бы в ХХ веке общепризнанной «религией» всех европейских стран, то можно было бы с уверенностью утверждать: мир благополучно избежал бы и Первой и Второй мировых войн. Естественное право — предтеча, основа и суть нового правового порядка, или, как его ещё именуют в странах западной цивилизации, европейского публичного порядка. С осознания роли и значения естественного права в нашей жизни, собственно говоря, человечество и начало своё восхождение к вершинам Права. И подобно тому, насколько не вызывает сомнений знаменитое библейское утверждение: «В начале было Слово», мы вправе настаивать, что в начале было естественное право!

Однако ответ на вопрос, что в действительности представляет собой естественное право, оказался далеко не так прост. Например, делая попытку ответить на него, английский философ и правовед Томас Гоббс (1588–1679) писал: «Естественное право, называемое обычно писателями jus naturale, есть свобода всякого человека использовать собственные силы по своему усмотрению для сохранения своей собственной природы, т. е. собственной жизни, и, следовательно, свобода делать всё то, что, по его суждению, является наиболее подходящим для этого». К месту заметить, что этого мыслителя, как мало кого в мире, высоко почитал и превозносил Наполеон, о котором сказал: «Гоббс был своего рода Ньютоном в политике: его учение стоит в этом отношении многого». Вместе с тем, оценивая приведенное суждение с позиции развиваемой здесь философии достоинства человека, Гоббс, думается, лишил определение естественного права присущей ему специфики, практически полностью отождествив его с феноменом свободы. Правда, сей факт является своеобразным подтверждением уже сформулированного выше убеждения о тесной взаимосвязи между свободой и правом. Но между первым и вторым, безусловно, есть и свои различия, о чём также шла речь выше.

В настоящей работе под естественным правом понимается совокупность естественных прав человека, отдельных территориальных общин, этносов, народов и других человеческих объединений, минимально необходимых для сохранения их достоинства, а потому священных и неотчуждаемых в процессе их жизнедеятельности.

В частности, одним из институтов естественного права следует признать право территориальных

громад (общин) на местное самоуправление в государстве и право наций на самоопределение в пространстве мирового сообщества. Естественные права человека, естественные права территориальной общины, естественные права этноса, а также естественные права нации представляют собой относительно автономные институты единой системы естественного права, основное предназначение которой было обосновать и обеспечить свободу этих субъектов конституционного права, вопреки злой воле власть предержащих и неправомерных предписаний порожденного ими законодательства. В иерархии общечеловеческих ценностей права человека занимают несравненно более высокое и приоритетное положение, чем права территориальной общины, этноса или народа.

Естественное право следует отличать от позитивного. В отличие от первого, второе — писаное законодательство, «придуманное», «изобретённое», созданное государством и по этой причине традиционно противопоставляется естественному праву. Если естественное право традиционно ведёт свою родословную от природы, Бога, то позитивное — от государства, законодателей, судей. Один из идеологов естественного права, английский правовед Джон Остин (1790–1859) по этому поводу писал: «В противоположность понятию «естественного права» или понятию «законов природы» (в значении «права, дарованного Богом») совокупность правил, установленных политически господствующими людьми, нередко обозначается термином «положительное», или «позитивное право», то есть право, существующее благодаря занимаемому положению». Заметим: весьма внятное определение границы, пролегающей между первым и вторым определением. В современной правовой литературе подчеркивается, что естественное право основывается на голосе совести, на внутренней «интуиции правоты». Внутренние, содержательные аспекты для него являются первостепенными; позитивное же право основывается на экономическом и политическом доминировании, в силу чего приобретают особое значение внешние проявления государственного, процессуальная форма нормотворчества и правоприменения, формальные атрибуты правовых актов. Перечень подобных внешних противопоставлений можно и продолжить.

Идея естественного права родилась в муках людей, страдавших от деспотизма и несправедливости права позитивного, то есть от действовавшего в соответствующую эпоху и соответствующем государстве неправомерного законодательства. Отсюда и принципиальная позиция теории естественного права: при конкуренции с позитивным правом (законодательством) неоспоримый приоритет — на стороне первого. Более того, ценность позитивного права должна определяться тем, насколько оно отражает в своих нормах дух, мотивы и цели естественного права. Если такого отражения не наблюдается, то соответствующий закон не легитимен и не вправе претендовать на статус правового, то есть отвечающего национальным интересам народа. В свете сказанного для нас представляет интерес определение естественного права, данное немецким правоведом Густавом Радбрухом. Он подчеркивал, что «есть более высокое право, чем закон, — естественное право, божественное право, короче говоря, надзаконное право, согласно которому неправо остается неправом, даже если его отлить в форму закона». По его мнению, естественное право выступает подлинным предметом философии права. В качестве такового он признавал учение не о «позитивном праве, а о правильном праве, не о праве, а о ценности, смысле, цели права — о справедливости». Учёный, которого нацисты изгнали с преподавательской деятельности, хорошо разбирался в природе неправового законодательства, ставшего основой репрессивной политики к отдельным гражданам Германии и чудовищных преступлений обуянных нацизмом немцев по отношению к другим этносам и народам мира.

Идея естественного права позволяет беззащитным людям официально обосновывать перед лицом вооружённого государства, с одной стороны, неправомерность, несправедливость действующего законодательства, а с другой, оказывать давление на государственных деятелей с целью приведения нормативно-правовых актов державы в соответствие с сутью и духом естественного права. В обосновании подобной концепции широкое распространение получило утверждение: законы хороши в той степени, в какой они являются продолжением естественного права. Естественное право выступает, таким образом, в качестве смысла, содержания, внутренней логики позитивного закона. Образно говоря, законодатели должны как бы прислушиваться к внутреннему голосу естественного права, то есть к философии достоинства человека, свободы и прав человека. Иными словами, позитивное право соотносится с естественным как форма с содержанием, предопределяется последним и не может ему противоречить. Именно в таком контексте и следует понимать Гегеля, который утверждал: «Представлять себе различие между естественным, или философским, правом и позитивным правом таким образом, будто они противоположны и противоречат друг другу, было бы совершенно неверным; первое относится ко второму как институции к пандектам». Следуя этой доктрине, легитимность любой публичной власти в итоге проходит испытание на соответствие её политики высоким канонам естественного права. Вот почему правительство любой державы при защите национальных интересов и национальной безопасности должно постоянно учитывать жесткие требования естественного права.

Для полноты картины уместно упомянуть оригинальное деление естественного права на три вида. Так, автор этой концепции, итальянский философ Джамбаттиста Вико (1668–1744) именовал первое право как Божественное Право, поскольку люди были убеждены в божественном характере всего происходящего во Вселенной. Второе право — как Героическое право, т. е. право силы, свойственное в основном диким народам. И, наконец, третье — Человеческое Право, продиктованное развитым человеческим разумом. Однако взгляды сии не получили сколько-нибудь широкого признания в истории идеи естественного права. В конце концов важны не определения и классификации — любимое занятие теоретиков права, а суть дела: человечность, доброжелательность, уважительность, предупредительность, заботливость, совестливость во взаимоотношениях между людьми, вне зависимости от того, на каком языке они говорят, где — в деревне или в городе — родились, какую одежду — с вышивкой либо без таковой — носят. Последнее, правда, абсолютно недоступно для понимания некоторых партий власти отдельных постсоветских стран, отягощенных традицией невежества, буквально, на подсознательном уровне.