Философия достоинства, свободы и прав человека
Шрифт:
В качестве примеров применения подобной «карательной психиатрии» можно привести состряпанное под председательством академика Андрея Владимировича Снежневского (1904–1987) заключение Всесоюзного научно-исследовательского института судебной психиатрии имени В.П. Сербского. В этом акте генералу П.Г. Григоренко был выставлен такой диагноз: «Страдает психическим заболеванием в форме патологического (паранойяльного) развития личности с наличием идей реформаторства». После чего этот порядочный, умный и мужественный человек был помещён в психиатрическую лечебницу на принудительное лечение. Другой пример: по воспоминаниям знаменитого российского художника и скульптора М.М. Шемякина, на своём личном опыте познавшего все «прелести» подобного оздоровления, «нас как идеологических преступников в тюрьмы и лагеря не сажали, а просто-напросто объявляли психически больными. С диагнозом «вялотекущая шизофрения» (этот термин был изобретен в 60-е годы и использовался для расправы с инакомыслящими) нас
Но какой репрессивный режим будет отказываться от одного из самых эффективных инструментов борьбы со своими оппонентами? Ибо способность мыслить, сопереживать другим людям и проявлять солидарность с жертвами подобного режима как раз и составлял основной предмет забот со стороны этой отрасли советской медицины. Анализируя итоги неутомимой совместной деятельности КПСС, КГБ и «карательной психиатрии» невозможно не прийти к прискорбному заключению, что свою черную работу они всё-таки сделали. Им действительно удалось максимально очистить ряды советского народа от наиболее совестливых, честных и мужественных людей. Особенно заметны итоги этой «государственной» деятельности стали после распада СССР, в результате чего число бандитов, авантюристов, проходимцев, олигархов всех мастей и разрядов развелось несметное множество, а круг людей с совестью и способностью созидать во благо общества сузился до критического предела.
В заключение этого позорного периода из истории советской медицины следует упомянуть, что в 1977 г. Всемирная психиатрическая ассоциация на своём VI конгрессе, прошедшем в американском городе Гонолулу (столица штата Гавайи), публично осудила это злоупотребление медицинской профессией в СССР.
Тяжко вспоминать, чего только ни предпринимали граждане СССР, чтобы изжить из своих рядов граждан мира, а, по сути, тех, кто страдал обострённым чувством совести и сострадания. Какими только площадными словами ни оскорбляла этих достойных людей бесовская советская печать и бесноватая «советская общественность»! К каким только изуверским методам тотальной психологической войны ни прибегали против них все тайные и явные полиции партийного государства! По большому счёту, в числе жертв политического остракизма оказался цвет советской интеллигенции — совесть нации. Именно тогда кто-то из современников проницательно заметил: космополитизм — это общечеловеческий патриотизм, или, иначе говоря, патриотизм, перерастающий в человечность. Человечность — это как раз то, что было строго-настрого противопоказано советскому народу: в противном случае он безвозвратно потерял бы своё лишённое какой-либо истины единство, а КПСС — свою единственную истину — власть.
Бесчеловечность советского народа и была подлинной основой его парадоксального единства. Вся тайна власти КПСС состояла, в действительности, в особых отношениях человека к человеку в «общенародном» государстве; в той чрезвычайной легкости на подъём, с какой большинство населения в любой момент готово было лишить друг друга собственности, работы, здоровья и даже жизни. Поэтому редкое сочетание человечности, ума и таланта под кодовым партийным названием «космополитизм» стало смертельной угрозой основам ядерной сверхдержавы и её лишенному всякого державного мышления ядру — КПСС. Потому-то космополиты, т. е. люди с ярко выраженными человеческими качествами, были в СССР, по сути, обречены: они становились чужими даже в космосе, куда страна, не без успеха, спешила экспортировать свой государственный и общественный строй. Видимо, именно эти обстоятельства дали основание поэту и писателю Юрию Аркадьевичу Карабчиевскому (1938–1992) в статье «Народный аттракцион «Борьба с евреем», написанной в 1990 г., пророчески заметить, что «борьба с евреем — это борьба не с евреем, но с каждым, кого догадал черт родиться в этой стране с умом и талантом. Борьба с евреем — это борьба с Россией, с той духовной, небесной, как хотите зовите, родиной, без которой не могут наши русско-еврейские души существовать ни в одной точке земного пространства. Выдержит ли эту борьбу Россия, сможет ли в ней устоять — вот главный вопрос. Но боюсь, он будет решен уже без евреев. А тогда — не ясно ли, как он будет решен?…». Всё упомянутое — прискорбная полоса в судьбе нашего ныне уже распавшегося Отечества.
Вместе с тем страдания советских «космополитов» не канули в небытие, а дали мощный импульс развитию — уже под эгидой ООН — так называемого космополитического права, которое символизирует собой опеку международного сообщества над правами человека вне зависимости
Наиболее последовательными приверженцами концепции космополитического права и соответствующей модели защиты прав человека стали институты гражданского общества. Именно национальные неправительственные правозащитные организации первые стали активно апеллировать непосредственно к международному сообществу в случаях необходимости эффективной защиты прав человека. О роли институтов гражданского общества в формировании космополитического права подробнее будет сказано в разделе 6 настоящей работы. Здесь лишь отметим, что основным интеллектуальным очагом развития этой концепции стал Принстонский университет в США. Думается, что за космополитическим правом большое будущее, поскольку защита прав человека стала приоритетной миссией всего международного сообщества.
Доктрина основных прав человека в качестве основополагающего института Права приобрела в лице мирового сообщества столь активного и искреннего защитника именно потому, что внутригосударственная практика контроля за их соблюдением продемонстрировала свою полную недееспособность, особенно на бескрайних просторах советской империи и покорённых ею сателлитов. СССР всегда был сторонником той концепции государственного суверенитета, которая позволяла бы державе безнаказанно уничтожать своё население, подавая этот процесс международному общественному мнению как исключительно внутреннее, домашнее дело соответствующей страны.
Эта концепция суверенитета рассматривала человека как безраздельную собственность государства, от которой время от времени из чисто профилактических соображений было бы полезно избавляться, чтобы не было помех для формирования советского человека. Именно поэтому СССР в своё время получил несмываемое клеймо «империи зла». Более злое и беспощадное государство по отношению к достоинству, жизни и здоровью своих граждан в ХХ веке трудно было сыскать. Разумеется, что такое государство вызывало повсеместный страх и недоверие в мире. На это обращал внимание один из Генеральных секретарей ООН, вопрошавший: «Вправе ли государство рассчитывать на полное уважение со стороны международного сообщества, если оно порочит благородное понятие суверенитета, открыто используя его таким образом, что неприемлемо с точки зрения мировой общественности и права? Когда суверенитет становится последним аргументом, выдвигаемым авторитарными режимами для обоснования подрыва прав и свобод? Такой суверенитет… история всегда клеймит». Бесчеловечность, однако, тоже имеет свои глубоко человеческие последствия. Ведь люди нередко обретают человечность именно в борьбе с окружающей бесчеловечностью.
Страна, получившая роковое наименование Архипелаг ГУЛАГ, своей бесчеловечной тоталитарной практикой сподвигла международное сообщество взять на себя мессианскую роль единого легитимного защитника прав человека в любом уголке мира. Именно на это обстоятельство в своё время обратила внимание Верховный комиссар ООН по правам человека Мэри Робинсон, заявив, что международное право прав человека «потому и существует, что национальная защита уязвимых индивидов и групп либо вовсе отсутствует, либо далеко не достаточна». Под уязвимой национальной защитой прав человека следует понимать отсутствие справедливого и праведного правосудия, поскольку защита прав человека в силу принципа разделения властей — это прежде всего прерогатива судебной ветви власти. С того момента, когда основные права человека получают защиту национального правосудия, они приобретают характер конституционных прав. Причём не столь важно, предоставляет основание для такой защиты писаная или неписаная конституция страны. В последнем случае роль основного закона выполняют конституционные традиции, обычаи, судебная практика и отдельные акты парламента.
Таким образом, основные права — это естественные права человека, возведенные в ранг общепризнанных ценностей актом свободной воли международного сообщества и нашедшие своё закрепление в актах международного права прав человека.
Но с момента признания и закрепления основных прав человека в основном законе страны они приобретают характер конституционных субъективных прав и должны быть поставлены на службу любого, кто оказался под юрисдикцией соответствующего государства. Красноречивый пример последнего в своих мемуарах привёл генерал П.Г. Григоренко. В частности, он поведал о том, как отреагировали официальные власти США на злоключение попавшего в затруднительное положение эмигранта из СССР. При этом обращает на себя внимание тот высокий уровень уважения к достоинству и правам человека, который был проявлен в отношении лица, прибывшего из враждебной им страны. Известный правозащитник, отдавая должное достижениям США в области экономического развития, привлекает внимание читателя к тому, что «Америка достигла еще большего — уважения к правам человека». И далее он приводит рассказ своего соотечественника, у которого в Риме по пути в американское консульство выкрали все документы. Последнее делало невозможным получить разрешение на въезд в США. Несмотря на это обстоятельство, американский консул проявил человеческое сочувствие и под клятвенное заверение, что сообщение о краже документов соответствует действительности, выдал необходимое разрешение.