Философия как духовное делание (сборник)
Шрифт:
работа над дифференциацией предмета;
необходимость социального ориентирования в предметной науке: моральная связь ученых гарантируется единством предмета, единством целевого задания (знать истину); одинаковостью орудия: душевных функций и слова; единством практически творимого: сверх-национальной и сверх-поколений живущей духовной культуры.
Вероятно, видели и до меня мой предмет, видят одновременно со мною, будут видеть и после меня.
Абсолютно
Самонаблюдение, не интроспекция, автобиография – не дескриптивный анализ предмета (но и здесь предел: опосредствованно – на пути нормальной или патологической конверсии – можно на пути конструктивного вчувствования знать о другом то, чего он сам о себе не знает).
Специально для философа: исследуя последние по достоинству и существенности содержания – истину, добро, красоту, – он должен освободиться
1) от привычки к малому подходу,
2) от привычки к малому содержанию.
Малый подход: все мотивы – кроме одного: влечение знать то, что есть на самом деле только потому, что это «заданное к познанию, предметное» само по себе так необычайно прекрасно (все остальные мотивы искажают и комкают познание, даже благороднейший из них: скорее «приложить» познание к «жизни»); все резервации – отъединение своего жизненного центра, своего интереса, своей корысти – от философствования.
Философствование не может двигаться предметно, если оно проистекает из трезвого житейского или карьерного расчета, ибо тогда его начало, и его конец (явно), и его содержание (более или менее тайно) будут определяться главным стимулом и житейскою судьбою данного индивидуума (непредметности).
Философия не есть прогулка по периферии души; или игра умственной силы, в избытке оставшейся от житейских дел; или приятное заполнение досуга, оставшегося от биржевой игры (на повышение соответствующего благополучия).
Все, кто исследовали предметно, были одержимы предметом в эту меру.
Предметная продуктивность проистекает всегда из одержимости предметом. Это своего рода завладение; или населенность, или насыщенность души, сознательно, но осторожно, методически, но искусно, педагогически и творчески эксплуатируемая в познании.
Душа как бы пьяна предметным содержанием; но это не пьянство, туманящее и развязывающее; это обремененность опытным богатством; облегчение наступает только на пути осмысливающего прояснения. Здесь невозможны резервации – ибо они суть сознательно организованная полу-предметность. Резервации – поверхностного отведывания – путь к симуляции большей предметности, чем на самом деле. Резервации – условного допущения – тогда что-то другое сохраняет значение безусловной ценности. Резервирующий человек живет верхоглядом, а говорит как ясновидящий; он или не любит предмет – и предпочитает ему что-то другое (отсроченный уход или отсроченное предательство), или боится предмета – и испытывает самое унизительное (страх) по отношению к самому прекрасному, что есть на свете, или же он относится к предмету как к временно выгодной биржевой
Нет. Предметная жизнь как болото; она вовлекает душу. Но только не губит ее. А облагораживает. Быть одержимым без резерваций предметно испытанным добром, истиною и красотою, и в этой целостной одержимости полагать все главное в жизни – значит создать в душе гарантированный по силе источник духовной чистоты.
Философия требует, чтобы воля была нравственно чиста (от падения в жизни никто из нас, простых людей, не обеспечен). Но философский гений, конечно, обеспечен, ибо сущность его духа в том, что предмет адекватно им поят и что обратно каждое движение его духа – предметно.
Жизнь гения есть непрерывное присутствие предмета и, если угодно, есть жизнь самого предмета в облике индивидуальной души. Отсюда отношение других людей к нему: как к предмету или его модификации. Отсюда его покойное и уверенное, но не гордое и не тщеславное самочувствие, ибо его само-чувствие есть предмето– чувствие и самонаблюдение его есть всегда предметная интроспекция. Мелодия и ритм предмета есть мелодия и ритм его личной жизни; и, следовательно, личная по форме жизнь его – сверхлична по содержанию. Вот почему Иисус и Сократ не были способны к злому делу; а не-гений, но чрезвычайно даровитый Руссо носит в душе смутные и больные влечения37. Вот откуда ощущение божественности гения и превращение у гениальных мыслителей доказательства в интуитивное показание.
Итак: в конечном счете всякое доказательство есть интуитивное обнаружение свойств предмета и имеет природу не дедуктивную, но индуктивную; хотя далеко не всегда индукция количества есть прототип доказательства в философии.
Доказать в философии значит индуктивно создать адекватную интуицию предметного качества. Все остальное доказывание – вторично, несамостоятельно, подсобно.
I. Два вида доказательства: индукция, дедукция.
а) Индукция: наблюдение ряда единичных случаев; фиксация воспринятого сходного; сходное содержание мыслится как единое, общее, присущее всем; развертывается во всеобщее суждение.
В основании индукции лежит многократная интуиция качества содержания; поскольку индукция предметна – она есть организованная интуиция содержания; правила индукции суть правила, как организовать адекватность этой интуиции; проверка индукции есть интуитивная ревизия.
Этапы интуиции в индукции: этап интуиции воспринятого содержания (опосредственного или непосредственного); интуиция фиксированного сходного и сравнения; интуиция овсеобщенного содержания и сравнения его с фиксированным сходным; интуиция развернутого тезиса и сравнение с овсеобщенным содержанием.
Каузальное или формально-логическое, каузально-внешнее или каузально-внутреннее использование интуиции ничего не меняет в существе индукции.